Нобору Ямагути - Огненный Камень Искупления
Девочка встала, подошла к нему и поцеловала его в щеку. После чего она твердо посмотрела прямо на герцога и спросила:
— Отец, почему ты против этой войны?
— Потому что эта война — огромная ошибка.
— Эту войну в действительности развязал Альбион. Что плохого в том, чтобы нанести им где-нибудь встречный удар?
— Идти с наших позиций на приступ нельзя назвать встречным ударом. Понятно?
Используя тарелку и кушанья, герцог начал объяснять Луизе:
— Идти на приступ — это значит, располагая превосходящими воинскими силами, нанести первый удар. Численность армии противника — пятьдесят тысяч. Наши совместные с Германией войска — шестьдесят тысяч.
Действуя звякающими ножом и вилкой, герцог при помощи кусочков мяса смоделировал бой.
— Разве у нашей армии не больше людей на десять тысяч?
— Если бы численность атакующей армии была однозначно в три раза больше численности обороняющейся стороны, тогда без сомнений можно победить. Они занимают выгодную позицию и все еще контролируют небо, поэтому с такой численностью это, вероятно, будет тяжелая битва.
— Но…
Герцог посмотрел Луизе в лицо.
— Мы должны устроить осаду. Тогда мы, блокировав с воздуха этот докучливый остров, подождем, пока они там не иссохнут на солнце — вот это решение. Если мы так сделаем, противники однозначно предложат мировую. Исход войны зависит от того, насколько мы собираемся принять во внимание все про и контра. А если приступ окажется неудачным, что делать тогда? Вероятность этого не так уж мала.
Луиза окончательно замолчала. Каждый довод, который приводил ее отец, был весьма справедливым.
— Из-за случайной победы под Тарбом мы стали слишком самоуверенны. Гордыня порождает беспечность. И что еще может быть хуже, как набирать студентов Академии Волшебства, чтобы назначать их офицерами? Могу лишь сказать, что это глупо. Что можно сделать, когда в армии — дети? На войне, все же, необязательно, если мы соберем людей, то одержим успех. Мы сможем осуществить этот приступ, если у нас будет уверенность в том, что мы без сомнений способны победить. Я ни за что не пошлю свою дочь участвовать в подобной войне.
— Отец…
Закончив говорить, герцог поднялся.
— Ну что же, завтрак окончен.
Девочка, до крови закусив губу, стояла неподвижно.
— Луиза. С этого момента приказываю тебе находиться под домашним арестом. Тебе не разрешается покидать этот замок, пока война не закончится.
— Подожди! — воскликнула Луиза.
— Что? Я уже сказал тебе, что разговор окончен.
— Луиза… Ты…
Элеонора дернула младшую сестру за подол юбки. Каттлея пристально глядела на девочку, ее взгляд был полон беспокойства.
— Принцесса… Нет, Ее Величество нуждается во мне.
— И что же в тебе есть, в чем можно, как ты выразилась, нуждаться? Твоя способность к магии…
Родные ведь не знали, что Луиза владеет магией Пустоты.
— Сейчас… Сейчас я сказать не могу, но… Я… — промямлила девочка, но потом с торжествующим видом вздернула голову: — Я уже не та, что раньше!
— Луиза! Как ты разговариваешь с отцом?! — сурово указала Элеонора.
— А ты, старшая сестрица, помолчи! Сейчас я веду разговор!
Все члены семьи были поражены таким поведением Луизы. В прежние времена она никогда бы не стала подобным образом перечить своей сестре.
— Ко мне всегда относились, как к дурочке. Я всегда чувствовала унижение, когда меня сравнивали с моими сестрами и говорили, что у меня нет таланта к магии. Но, но теперь все иначе. Ее Величество сказала мне прямо, что она нуждается во мне.
После этих слов выражение в глазах герцога изменилось. Он повернулся к своей младшей дочери, опустился на колени и заглянул ей в глаза.
— …Ты, наконец, поняла, какая у тебя доминирующая стихия?
Внезапно Луиза кивнула.
— Которая из четырех?
Девочка ненадолго задумалась. Конечно, я не могу рассказать о магии Пустоты. Но хорошо ли это — лгать своему отцу? Некоторое время она колебалась. Потом… разжав губы, соврала:
— …Огонь.
— Огонь?
Герцог Ла Вальер какое-то время вглядывался в лицо Луизы, а затем медленно кивнул:
— У тебя — та же стихия, что у твоего деда. Ясно, Огонь, значит… В таком случае, нет ничего неестественного, что ты увлечена этой войной. Это — греховная стихия. В самом деле, стихия, отмеченная печатью греха.
— Отец…
Герцог слабо склонил голову.
— И Ее Величество прямо сказала, что нуждается в твоей силе, верно?
— Да.
— Послушай, Луиза. Это важно. Не ошибись. Когда никого не было рядом, Ее Величество прямо сказала, что нуждается в твоей силе, верно?
Девочка четко объявила:
— Да. Ее Величество сказала мне, что нуждается в моей силе.
Пожилой герцог покачал головой:
— Какая честь. Невероятная честь. Однако… по-прежнему не могу дать согласие.
— Отец!
— Указать на ошибки другого тоже называется преданностью. Я сам напишу Ее Величеству. Джером!
— Здесь.
Дворецкий поспешил к хозяину и замер в ожидании возле него.
— Приготовь бумагу и перо.
После этого герцог повернулся к Луизе.
— Ты выберешь себе жениха, — объявил он.
— А? Почему?
— Я не разрешаю тебе брать участие в войне. Решительно не разрешаю. Ты, наверное, в отчаянии из-за предательства Варда, верно? Поэтому выбери себе жениха. Это, возможно, успокоит твое сердце. И не вздумай снова заявлять мне, что хочешь пойти на войну. Это — приказ. И не допускаю его изменения.
— Отец! — крикнула девочка. Однако пожилой герцог покачал головой.
— Джером, Луизу из замка не выпускать. Понятно?
— Слушаюсь! — поклонился дворецкий.
Затем герцог покинул место, где семья завтракала.
После его ухода герцогиня и обе сестры окружили Луизу.
Ее мать и Элеонора осуждали ее:
— Отец уже не молод. Не заставляй его так волноваться.
— Из-за того, что ты до такой степени его расстроила, будешь выбирать себе жениха, — холодно объявила старшая сестра.
— Почему мне?! Если смотреть по возрасту, сначала сестрица Элеонора должна…
— Вероятно, я уже говорила тебе: потому что помолвка была расторгнута…!
Сказав это, Элеонора, скрежеща зубами, растянула Луизе щеки.
— П-пвасти… Но, мве, жамуш ешо… (Но мне замуж еще…)
— В чем же дело? Почему? Может быть, у тебя есть возлюбленный?
Когда ее мать вмешалась, Луиза помотала головой.
— Нет же. Нет. Никого нет.
По выражению лица Луизы герцогиня и Элеонора, видимо, что-то заподозрили. Они переглянулись.
— Похоже, у тебя имеется сердечный друг.
