Наталия Ипатова - День Полыни
– Видишь ли, мы с Марджори здесь не в первый раз…
С каменным выражением лица Рохля выслушал про врожденные способности моей бывшей жены, и почему мы с Мардж решились войти второй раз в реку времени. А также почему его, «зануду и Рохлю» © Мардж, мы в этот раз оставили за бортом.
– А Гедеона вы предупредили, чтобы он там ждал и принял дочку? – спросил он. – Или вы намеревались бросить аутичного ребенка одного в лесу на волю случая?
– Не зима, во-первых, – лаконично ответила на это Мардж. – К тому же дети крепче, чем кажутся. Или ты полагаешь, что провести часок на природе для нее страшнее, чем в этой жуткой… тюрьме?
– Из этой жуткой тюрьмы она никуда не пропадет! Мы знаем, что она здесь, и можем дальше придумывать, как ее отсюда вытащить. И, замечу, в этих жутких тюрьмах дети вырастают и выходят отсюда живыми. У тебя не было никакой гарантии, что ты найдешь ее там, где оставила!
Он выдохнул.
– А попадись ты? Или ты сомневаешься в том, что эта директриса сделает все правильно? В смысле – по закону?
Его обожгли злым взглядом.
– Меня не так-то просто повязать, уж ты-то должен помнить. Думаешь, я мало народу таким вот образом перетаскала? Думаешь, в моей команде им было хуже? Ни один, сколько помню, обратно не просился.
– Ушлые дети! – возопил на это Рохля. – Оторвы, воспитанные улицей и привыкшие драться за выживание. Они ж не все такие.
Мы вышли под начинающийся дождь и сели в дракси того же самого маршрута. Воспользовавшись кратким затишьем в их продолжающейся ссоре, я объяснил Дереку свои мотивы.
Время является критичным фактором, чем больше откат, тем больше накапливается точек расхождения. Каждый шаг, каждое слово – уже шаг в сторону, а где один шаг, там и начало нового пути, а потому мне показалось логичным вернуться назад не больше, чем на два часа. И пока мы не пришли в отправную точку, хорошо бы, чтобы отклонений было поменьше. Мы никак не успевали предупредить Гедеона… ну или хотя бы Диннема. Драговица очень осторожна, насколько вообще может быть осторожна тролльчиха, использующая подобную магию. Я еще добавил, что технически правильнее было бы отправить одну Мардж, а то, что я с нею пошел – так это только от желания приглядеть и подстраховать, если вдруг… За что был вознагражден недружелюбными взглядами обоих.
Едва ли вы отдаете себе отчет в том, какая у нас в руках потрясающая вещь. В конце концов, невозмутимо заявил я, если бы что-то пошло не так, никто не помешал бы мне вернуться обратно и сделать, как было.
– Никто, – согласился Дерек. – Кроме нашей вполне впечатляющей дамы-директора. Что ты о ней думаешь, Рен?
Баньши тревожила меня больше, чем нерешенная судьба Ландыш. Мне казалось, что Рохля отнесся к ней слишком легкомысленно. Вон сейчас, глядишь, задремал. Между тем, у твари явно было к нему что-то личное.
– Я когда-нибудь ее посажу, – буркнул Дерек, не открывая глаз. – Обязательно.
– А есть за что? И если есть, почему она до сих пор место занимает?
– Я ее уже в четвертый раз проверяю, Рен. В книгах-то у нее чисто… как будто. Это такая игра у нас с ней: азартная до смерти.
До смерти. Ключевое слово. Баньши находится со смертью в неприятно близких отношениях, и никакое другое существо не олицетворяет Смерть лучше, чем баньши. Размышляя о природе баньши непременно скатишься в размышления о природе Смерти. Если она споет Голосом Смерти, стоять пожилому троллю на зеленой лужайке, снявши шляпу над белым камушком, и ронять сентиментальную слезу в память безвременно усопшего инспектора Рохли. Ну и стоит ли того игра? Ну а что у нее уже голосовые связки на тебя зудят – это, извини, Дерек, невооруженным глазом видно.
Но ведь она не может спеть эту песенку по своему желанию? Голос управляет ею, а не она – голосом, из чего я вывожу, что голос ее и есть Смерть. Сама же баньши только средство озвучки, но отнюдь не воплощение Рока. Иными словами, пока Рохле не пришел его срок, песенка про него не сложится, а придет – так баньши и не захочет, а запоет. Все иное квалифицируется как убийство.
– Либо у нее две бухгалтерии, Рен – и однажды я это поймаю! – либо тетка имеет тут другой интерес. И интерес этот по-любому преступен.
– Почему там так мерзко? – в отчаянии вопросил я. – Я знаю, конечно, что бюджетных денег никогда не бывает достаточно, но… вот ты аудитор детских госучреждений, ты все работные дома видел. Там везде таково, или тут нечто особенное?
– У Марджори спроси, – резко ответил он, и сам же продолжил. – Везде примерно одинаково. Всюду тушеной капустой кормят. Только в документах не такая благодать. Там проще ворье ловить.
– Прежде меня не тошнило по туалетам-то, – сказала Мардж, будто обвиняя неизвестно кого.
– Просто ты уже уверена была, что никогда туда не вернешься. Видимо, это был твой самый большой страх.
– Ничего подобного! – взвилась наша полуэльфа. – Если б то был страх, я бы и до туалета не дошла. Тьфу! Ну, вы поняли… Чего мне там бояться? Нечего. Выросла там и живая на волю вышла.
– Ну… да, – вынужден был согласиться Дерек. – Тогда сделаем себе пометку на память, что от работных домов тебя просто тошнит. Договорились? И делать тебе там нечего. Да?
Мардж не ответила, а только нахохлилась еще больше и уставилась в окно.
* * *
– Мне не нравится аварийная статистика в вашем учреждении, мэм, – сказал я вежливо, но твердо. – Сами посмотрите. Раз в квартал у вас прорыв водопровода, а канализация засоряется каждый месяц. Краска со стен лезет, будто ее положили прямо на плесень!
Я дернул носом и добавил:
– И не говорите мне, что вот этот запах – с кухни!
– Пригорело, бывает, – невозмутимо ответила директриса. – У нас большие котлы, сами знаете: чуть погуще варево, не промесили как следует, оно и сгорело. Но чтобы вы не думали, будто это всем сойдет с рук, дежурные по кухне воспитанники будут наказаны. Это их недосмотр.
Ну да. А если кто на мокром кафеле в туалете поскользнулся и голову об унитаз разбил, так это вина того, кто воду разлил. И почему-то интуиция мне подсказывает, что разливают часто. Ах нет, это не интуиция, это Марджори Пек из прошлой временной петли, о которой она на этом кругу и понятия не имеет.
– Мэм, я хотел бы поговорить с вашим брауни.
– Прямо сейчас? Едва ли это возможно. Он стар и болен, и, сказать по правде, равнодушен и ленив. К тому же он получил инвалидность, а с нею – право на сокращенный рабочий день. Воевать с ним бесполезно, другого у нас нет, и я вижу его так редко, что иной раз сама сомневаюсь в том, что он у нас есть.
Теперь понятно, почему капуста пригорела!
– Насколько я понимаю в повадках брауни, – а я должен понимать, если прикидываюсь техэкспертом, – он не может выйти прочь с подведомственной территории. Что же он делает, и почему я не могу его увидеть?
