Наталия Ипатова - День Полыни
Карантинный бокс оказался сырой неуютной каморкой с железной койкой и горшком под ней. Снаружи она запиралась на засов, а дневной свет проникал в нее через отдушину высоко в стене. По летнему времени тут не топили, и на потолке виднелся круг зеленой плесени.
Я никогда не видел Ландыш, но едва ли я ошибся. Феечка сидела в углу, на казенном одеяле, греясь от лучика, невозможно крошечная, черненькая, острые ушки… у половины рас острые уши. Бросила на нашу делегацию нелюбопытный взгляд и снова ушла в себя. Огромный розовый бант, криво пришпиленный к маленькой головке и явно слишком тяжелый, выглядел оскорблением и вызовом, адресованным непосредственно мне.
– Детский аутизм, – просветила меня баньши. – Она то ли немая, то ли не знает языка.
– Давно она у вас?
– С неделю.
Ручки-палочки с пальчиками-спичками двигались непрестанно. Рядом стоял мешок крупы. Учреждения этого типа финансируются из бюджета, но ни для кого не секрет, что детки тут отрабатывают свое содержание. Официально это проходит как обучение специальности, собственно, то, что администрация обязана дать воспитанникам на момент выпуска «в мир». Даже здесь, в карантине, поспешили пристроить малышку к делу: крупу перебирать.
– Каковы условия карантина?
– Если в течение десяти дней родители не объявятся, мы приходуем дитя окончательно, определяем в группу, ставим прививки, переводим в общую спальню, присваиваем номер…
– А если родители объявляются после?
– Мы, само собой, немедленно возвращаем ребенка. Но вы же понимаете, что мы не выдадим его кому попало. Каждому, кто сюда придет, придется документально доказать свои родительские права и возместить содержание. Никто не виноват, что они не уследили за чадом.
Луч переместился. Ерзая на подстилке, Ландыш перебралась вдоль стены за ним следом. Пока она переползала, мы молчали, и молчание было тягостным.
– А усыновление?
– Все – обычным порядком, аудитор. Семья должна быть той же расы, состоять в браке не менее трех лет, иметь счет в банке, все установленные страховки… – перечисляя условия, баньши улыбалась все шире, так, что я начал уже бояться провалиться в ее пасть. – Разумеется, гражданство. Те же требования предъявляются и к опеке. У меня все по закону. Ни шага в сторону.
У нее в этот момент был очень удовлетворенный голос, от которого мне стало холодно.
Так звучит правда, которая тебе не нравится, и с которой ты ничего не можешь поделать. За такой правдой я слышу смерть. Но казалось бы, при чем тут смерть?
* * *
Вернувшись с обхода, мы с директрисой сели составлять акт. Я не мог, разумеется, упомянуть сейчас о Ландыш, а потому просто играл свою роль.
– Почти все подотчетные деньги вы вкладываете в ремонты, но что-то у вас часто выходят из строя коммуникации, – заметил Дерек. – Прорыв водопровода раз в квартал и ежемесячный засор канализации. К тому же у вас в помещениях адски холодно, а про вашу кухню я и думать не хочу. От одной мысли о ней тошнит.
– Вероятно, это потому, что я вынуждена закупать дешевые материалы и нанимать неквалифицированных гастарбайтеров, – парировала баньши. – Не хотите ли вы предъявить мне злой умысел, аудитор Бедфорд? Но тогда уж будьте любезны, сочините еще и мотив.
В сущности, сейчас нашей задачей была только разведка. Задача выполнена, можем отступить и перегруппироваться. Марджори в сторонке поправила очки жестом записной мымры и посмотрела выразительно. Ей явно было что сказать.
* * *
Когда мы вышли из работного дома, близился вечер, накрапывало, и вдалеке предупреждающе порыкивал гром. Настроение у всех было хуже некуда.
– Принят временно в карантин ребенок женского пола, в графе «раса» прочерк, возраст не определен, состояние истощенное, – процитировал Дерек на память.
– Так оно и есть, – подтвердил я. – А где взяли?
– На улице подобрали. Все сходится. У тетки этой все правильно, на том и стоит.
– Выкрасть! – заявила Мардж. – А на следующий день еще бы и с проверочкой свалиться. Мол, где? Как – нету? – она с надеждой посмотрела на Дерека. Снизу вверх. – Можно?
– Вынести отсюда что-либо насильно способен только спецназ, – мрачно изрек Рохля.
– Ну почему? Я могла бы…
– Я не сомневаюсь, что ты могла бы. Нет.
– Ребенок в плохих руках!
– Сам видел, – огрызнулся Дерек.
Я вздохнул и посмотрел на небо. Сбоку неслось нескончаемое: ну позволь мне, я сказал – никакого криминала, у меня получится, я решительно запрещаю, и даже да пошел ты.
Я не встречал крепости неприступнее, чем прикрытая бумажкой с печатью. Вот и сейчас бюрократы смешали наши ряды: Мардж стиснула кулачки и опасно вздернула подбородок. Исчезнет? Нет, не исчезнет – страха в ней нету и на ноготь. Дерекова, кстати, заслуга. Пахло раздражением и бессилием. Ссорой.
Дождь наконец хлынул, обрушился сплошной стеной воды. Мы прижались к стене, укрывшись под горгульями фриза и морщась от брызг. Подкатило маршрутное дракси, да номер не тот. Старая, смутно памятная линия, которой ездил когда-то давно, когда это казалось важным.
– Поехали, – скомандовал я, отлепляясь спиной от стены и целясь нырнуть в салон. Глаза немедленно залило, Мардж последовала за мной, вскинув над головой портфель. Последним, подтянувшись за поручень, запрыгнул Дерек, и всех забрызгал, отряхиваясь внутри, как пес.
Пока летели, ливень кончился, и желание цапаться у молодых выдохлось. Мисс Пек поглядывала в окно, любопытствуя, куда я их везу. Рохля, напротив, закрыл глаза, расслабился, опустил плечи. То ли думал, то ли спал. Доля такая – принимать на себя эмоциональные удары. Кто другой, может, и привык бы. Трудно быть хорошим парнем. Доказывай тут всем, что, мол, достаточно хорош. Как скоро потребуешь принять тебя таким, как есть?
Наша остановка. Теперь, насколько я помню, перейти улицу, и чуть налево. Дом во дворе. Этаж первый. Своего ключа у меня давно нет.
Драговица открыла на стук, взметнула уши, видимо от удивления, и заслонила собой вход в логово.
– Здрассьте. Чего приперся?
– Был тут недалеко, – ответил я. – Не один я, с ребятами. Дождь застиг. Да и проверить вас захотелось.
Решимость ее была поколеблена.
– Чаю не нальешь?
– Ну… Мусик скоро вернется, у него экзамены. Вы проходите…
Она отодвинулась вглубь темного коридора, откуда пахнуло душным теплом. Так, собственно, и выглядит среднестатистическая тролльчиха среднего возраста. Шлепанцы на босых ногах, шелушащиеся пятки, серая юбка до середины колена, уже не выходная, мятая, но для дома сгодится. Колыхающиеся складки плоти под бесформенной безрукавой блузой. По достижении определенного возраста троллю бесполезно бороться с лишним весом. На самках это особенно заметно.
