Стеф Свэйнстон - Год нашей войны
— Хм. Правда? — Меня наградили еще одной улыбкой, не столько царственной, сколько сардонической. — Как?
Я со щелчком открыл свой компас и выкул свернутую бумажку.
— С помощью этого.
Данлин вздохнул. Ему не хватало сил пытаться понять. Ему было уже все равно.
— Это что-то вроде бессмертия.
— Тогда делай, что можешь.
Молния может трепаться о Золотом веке в период правления Тила Микуотера, но я не представляю себе времен, когда Авия так же процветала, как при этом короле. Я стоял над ним с траурным выражением лица, обгрызая до крови ноготь и чувствуя себя, как последний в очереди за вином на похоронах. Я еще несколько минут поговорил с Данлином и слово в слово записал его последнюю волю, которую он продиктовал мне.
На низком столике рядом с кроватью стояла оловянная чашка, кувшин с водой и тарелка с губкой. Там же лежало кольцо Данлина — серебряное, со вставкой из синего агата и выгравированной на нем печатью Рейчизуотеров.
Я понюхал то, что было в чашке, — жидкость имела аромат корицы. Я высыпал туда порошок, размешал и поставил посудину на место.
Думаю, это было состраданием. В оправдание своих действий я вспомнил окончание «Полного Гербария» — книги, которую я купил, когда жил в Хасилите: «Это наш долг — исцелять недуги, облегчать страдания и боль; благородный и священный долг». Райн написала эту книгу за несколько столетий до того, как я родился.
Я не знал, правильно ли облегчать боль, приближая приход смерти, но в данном случае такое решение казалось мне верным. Король умирал, и я хотел, чтобы его смерть была достойной. Я не мог видеть своего друга изуродованным агонией до неузнаваемости. Я сказал себе, что будь он эсзаем, то выжил бы. Если бы мы смогли доставить его в госпиталь Райн в Замке, то я сделал бы для него больше, однако здесь, в Лоуспассе, ощущался недостаток всего, в том числе и медицинских препаратов. Надеюсь, мне никогда больше не придется делать подобный выбор, но, если ситуация повторится, я снова подступлю так же, а пока буду помнить, как он уходил — почти в сознании и с прощальной улыбкой на губах.
Сострадание? Цареубийство? Этот вопрос навсегда останется в моем сознании и исчезнет, только когда меня разоблачат. Если это случится, то мне придется покинуть Замковый Круг. Но с этой проблемой я буду разбираться, когда и если до нее дойдет дело.
В следующей комнате стояло всего две кровати. На одной я увидел авианку, бледную как бумага. Она лишь слегка вздрогнула, когда я поцеловал ей руку. На другой кровати лежало искусанное Насекомыми тело, представлявшее собой комок окровавленной плоти, полностью замотанный бинтами. На полу, вытянувшись во весь рост, лежали человек пятьдесят солдат. Двое попытались встать, однако я махнул им как можно дружелюбнее, чтобы они не шевелились. Я пересек комнату и проскользнул в личные покои Райн.
— Данлин уснул, — бодро сообщил я.
— Наконец-то. Приятно видеть тебя, змеиные глазки.
Я обнял ее, утонув в мягком и пухлом немолодом теле.
На ней было длинное, все в бурых пятнах сатиновое платье и испачканный свежей кровью передник. Райн подняла на меня морщинистое лицо — маленькая женщина едва доставала мне до груди.
Я взглянул на полки, заставленные маленькими бутылочками и пузырьками, сердечными средствами и настойками, порошками и пилюлями. В полумраке я с трудом различал надписи на потемневших от времени этикетках. Заметив, куда я смотрю, Райн резко оттолкнула меня.
— Нет!
— Пожалуйста. Мне очень нужно немного дури! — противно заскулил я.
— Как Станиэль? — попыталась сменить тему Райн.
— Дай мне сделать укол, и я скажу.
— Уже? Проклятье, Янт. Я думала, твоего запаса хватит до конца столетия!
— Давай поменяю на что-нибудь?
Райн наградила меня своим «ты-ведь-не-человек-не-так-ли?» взглядом. Я не любил, когда на меня так смотрели.
— Круг хочет меня завтра увидеть, — проникновенно начал я, — но от меня не будет никакого толка, если не удастся до этого достать дозу.
Я чувствовал, как вокруг глаз появилось знакомое напряжение, спина и конечности начали болеть. Скоро к этому добавятся судороги и тошнота. Я запаникую и полечу в Хасилит в бессмысленной попытке добыть хоть что-нибудь.
— Чем я могу тебе помочь? Сделать что-нибудь для госпиталя?
— Еще мази из березовой коры.
— Готово.
— Водяной абсинтии.
— Готово.
— Мак.
— Да-да.
— Молибденит?
— А-а-а… Готово.
— И еще ты можешь подкинуть мне монет.
Райн улыбнулась, обнажив зубы цвета слоновой кости. Я поцеловал ее в щеку, прошел через комнату и взял с полки прозрачную стеклянную бутылочку. На этикетке значилось: «Сколопендиум, 10%». Основной компонент — лист папоротника-многоножки, который в Хасилите называют дурью. Не советую никому пробовать это зелье. Позади меня Райн что-то говорила, однако я был слишком занят, чтобы отвечать. Она смотрела на меня с профессиональной озабоченностью.
— Как ты думаешь, умирать — это приятно? — вдруг спросила она.
— Не знаю. Не пробовал.
— Для твоего сведения, есть спокойная, умиротворяющая секунда после того, как сердце останавливается, и до того, как умирает мозг. Тогда ты замечаешь, каким шумным всегда было твое тело. Ты видишь последнюю в своей жизни картинку и медленно теряешь представление о том, что именно это такое. Даже быстрая смерть наверняка кажется медленной. Я вздохнул.
— Райн, это становится навязчивой идеей.
— Янт, не тебе рассуждать о навязчивых идеях!
— Я — наркоман, а не одержимый. Пожалуйста, не говори со мной о смерти.
Обыскав маленькие, обитые плюшем ящики, я нашел чистый шприц. Проткнув иглой крышку склянки, я потянул за поршень. Сил сопротивляться не осталось — у меня началась ломка. Мышцы на руках подергивались, спину сводила судорога, взъерошивая перья. Легким движением я сложил крылья. Но рука оставалась твердой — я смотрел, как она совершает точные движения, не заботясь о находящемся где-то далеко разуме.
Помощники Райн отпрянули от меня и выскочили за дверь. Я сделал паузу, чтобы определить количество «кубиков». Несколько. Больше. Все равно — это не точная наука. Если я введу двойную дозу, то должно хватить.
Я снял с шеи черный шелковый шарф и, воспользовавшись им как жгутом, перетянул руку. Под кожей тут же вздулась вена. Я лизнул ее и, надавив на кожу, проткнул. Я ослабил импровизированный жгут и ввел иглу. На коже появилась капелька крови, а дурь пошла внутрь. Меня сразу же взяло. Я решил, что лучше лечь на пол.
Я улыбнулся. Мне очень понравился пол. Изношенный ковер был теплым, и я постепенно сливался с ним. Райн выглядела обеспокоенной. Я попытался объяснить ей, что все в порядке, но уже не мог произнести ни слова. Немного. Больше. Много, слишком много.
