Владислав Римма Храбрых - Завод седьмого дня (СИ)
– Ты просто обижен, Карел.
– Ничего подобного. Ты хотел услышать мое мнение. Я все сказал.
Заскрипел неизвестный материал, из которого была сделана лодка: это Карел сполз на землю. Он постоял рядом с братом, погладил лодку по крутому боку и спрятал руки в карманы.
– Я запрещаю тебе туда идти. В этом нет смысла. Понимаешь?
– Понимаю, – Альберт тоже поднялся, потопал затекшими ногами. – Только ты тоже не прав. Во всем есть смысл, во всех наших поступках. Большое спасибо, что ответил. Было приятно с тобой поговорить.
Он различил, как Карел скрипнул зубами, потом коротко кивнул и зашагал в сторону стены. Пожав плечами, Альберт пошел в другую сторону – так было куда ближе.
Уже лежа в кровати и пытаясь уснуть, Альберт отчетливо расслышал тихие шаги: Карел пришел намного позже. Лестница заскрипела под шагами вверх, шорох прошелся по комнате за тонкой стеной, и лестница снова заскрипела, но уже вниз.
На удивление равнодушно отвернувшись и натянув на плечо колючее одеяло, Альберт уткнулся носом в стену, зажмурился и наконец-то смог уснуть.
Альберт проснулся, едва рассвело, полежал немного в кровати, ловя крохи уходящего сна, в котором смешались Петерс, ее старший брат, злая Лиа и уставший Карел. Человеческие лица проступали одно через другое, и выходило, что Пет приобретает черты стремительно уходящего Карела, а в глазах Лиа можно рассмотреть отражение Йохана.
Балки под потолком давным-давно прогнили и сыпали труху ему в лицо, как будто в них копошился кто-то живой и очень недовольный своим пробуждением. Крысы по чердаку бегали, должно быть.
Умывшись, Альберт спустился на кухню, чтобы приготовить завтрак, пока никто не проснулся.
Никто и не проснулся. Карел спал, опустив голову на сложенные руки, из-за отъехавшего стула вытянувшись всем телом в направлении стола. Альберт тронул брата за плечо, тот вздрогнул и резко выпрямился. Отчетливо слышно заскрипели позвонки в затекшей за ночь спине.
– Что? Альберт? Что? Уже утро? Вот дьявол...
Карел потер лицо, беспомощно и глупо смотря по сторонам. Голову он держал чуть наклоненной, будто не мог ее повернуть.
– Ты куда-то собирался?
Альберт встал за его спиной, одной рукой сжал плечо, запястьем другой руки надавил на позвоночник под углом. С тихим хрустом пара позвонков встала на место.
– Да, – Карел зажмурился и облокотился на стол.
– Но проспал? – хруст раздался громче и отчетливей: законное место обрели сразу три позвонка между лопатками.
– Увы.
– И куда собирался, что тебе было важно идти ночью?
– Дело у меня одно есть.
Закончив со спиной, Альберт положил руку на шею брата, разминая затекшие мышцы. Это было больно, и Карел недовольно морщился и поводил головой.
– Такое дело, что ты взял с собой свою одежду? Вон, даже носки. И любимую рубашку!
На стуле рядом лежала темная груда: рукав рубашки торчал из-под пиджака, брюки с недовывернутой штаниной соседствовали с носками.
– Дело такое, что переодеться придется.
Наконец-то поняв, к чему этот обманчиво вкрадчивый тон и посильная помощь, Карел резко встал, отчего стул чуть не опрокинулся на Альберта, обошел стол и сгреб в охапку свои вещи. Подержав в руках, он снова опустил их на стул и принялся вытягивать вещи по одной, аккуратно их складывая.
– Что за дело, Карел? – настаивал младший брат, сжимая пальцами спинку стула.
Вид у Альберта был обреченный и сосредоточенный.
– Тебя это не касается.
Карел закончил с одеждой, подхватил сложенную стопку и направился вверх. Альберт плелся следом, даже прошмыгнул следом за ним в комнату.
– Мне кажется, – Альберт подпер дверь спиной и скрестил руки на груди, – что меня это как раз очень даже касается. Если ты вдруг решишь утопиться или повеситься, то это только добавит проблем, причем добавит их мне, а не тебе!
Карел положил вещи на кровать и обернулся с улыбкой.
– Ты идиот?
– Чего это? – Альберт, кажется, даже не обиделся, только выпятил подбородок в попытке казаться взрослым и уверенным в себе.
– Неужели ты думаешь, что я пошел бы топиться вместе со своей любимой рубашкой? Или вот с этими вот носками? – Карел указал на аккуратно сложенную пару.
– С тебя бы сталось утопиться вместе со всей своей одеждой и книгами, чтобы не оставить следа на этой бренной земле.
Карел недовольно повел бровью и остановился посреди комнаты.
– Почему ты вообще считаешь, что я буду перед тобой оправдываться?
– Потому что я твой брат!
– Знаешь, что… брат?
Карел вдруг ни с того ни с сего вспылил и резко подошел к двери, заставив Альберта сжаться в предчувствии удара. Но этого не произошло: Карел отодвинул его от двери и вышел в коридор, вытаскивая младшего брата следом.
Волоча Альберта вниз по лестнице, он понизил голос, чтобы не разбудить Марту.
– Для твоего драгоценного спокойствия и чтобы ты не перебудил половину Гора, я пойду, оставив все свои вещи на месте. Доволен? Готовь Марте завтрак, я ухожу.
Альберт поспешно встал у плиты, хотя планировал еще успеть сходить в землянку за сыром. За остатками сыра, если можно так сказать.
– Сыр кончается. Вернешься – поможешь? – не оборачиваясь, поинтересовался он.
Карел пробормотал что-то невнятное и снял свой пиджак с крючка, накидывая его на плечи. В карманах шуршал какой-то бумажный мусор.
– Когда ты вернешься? – с нажимом спросил Альберт, в одной руке держа терку, в другой – кусочек сыра.
Старший брат ответил совсем уж что-то невразумительное и ушел, хорошенько приложив дверью о косяк.
Альберт потер нос ручкой терки и вздохнул. Все складывалось как-то совсем ужасно. И ведь не хотел Карела терзать, просто так вышло. Да и реакция у него на простые, казалось бы, вопросы, странная. Как у преступника какого-то.
Карел спрятал руки в карманы брюк и направился вверх по улице.
Он злился, только вовсе не на Альберта, как, должно быть, думал младший, а на себя. Он сам не ожидал от себя такой реакции, да и проспал, к тому же. А значит, придется ждать следующей ночи.
Можно было бы, конечно, помочь Альберту по хозяйству, с тем же сыром или принести овощи от Петерс, но Карел слишком хорошо себя знал: ему будет стыдно смотреть брату в глаза, а уж что говорить про Марту, которая, наверное, сразу же все поймет. И понимающе погладит по плечу, прощая все прошлые, будущие и нереализованные грехи. Это уж слишком для его и так прилично истрепанной совести.
– Вот так дела. Здравствуй, здравствуй,– отвлекла его от мыслей темная фигура с резким скрипучим голосом, возникнувшая из-за поворота. – Куда летишь, Карел?
