Кристофер Сташеф - Маг-крестоносец
— Ты хочешь сказать, что я должна найти другого учителя.
Идрис сокрушенно кивнула:
— Да. Если ты поступишь иначе — ты откажешься от той судьбы, которая, как я вижу, тебе предначертана, детка. Только помни: я не гоню тебя, а когда ты уйдешь, я с нетерпением буду ждать тебя в гости. Но ты должна идти, иначе будешь жалеть о том, что не сделала этого, всю жизнь.
— Но куда же мне идти? — в отчаянии воскликнула Балкис. — Где я смогу быть в безопасности?
— Где ты теперь можешь быть в безопасности? Ты еще спрашиваешь? — Идрис искренне улыбнулась. — Где угодно. Ты вполне достаточно владеешь волшебством, чтобы защитить себя и справиться с кем угодно, кроме волшебника или волшебницы, которые окажутся сильнее тебя. Можешь не сомневаться: рано или поздно такой человек встретится на твоем пути, детка, даже если ты останешься здесь. Уж лучше тебе употребить свои старания на то, чтобы разыскать доброго волшебника, чем дожидаться, когда тебя разыщет злой колдун.
Балкис от этой мысли содрогнулась.
— Но где же мне найти доброго волшебника?
— В Меровенсе, — решительно заявила Идрис. — Ибо там женщин жалуют больше, чем где бы то ни было.
Балкис нахмурилась.
— А почему?
— Быть может, потому, что этой страной правит женщина — королева Алисанда. А быть может, и потому, что из-за нее тамошние менестрели стали распевать песни о прекрасной возвышенной любви, о таком обожании, что одни эти песни сами по себе способны разжечь страсть у женщины. Эту страсть совсем необязательно утолять — она сама по себе приводит в экстаз. Такое отношение возвышает женщин. Так к ним не относятся больше нигде на свете. В других странах нас считают только животными, способными вынашивать и рожать детей, либо разменной монетой.
Балкис поежилась.
— Ну хорошо, пусть будет Меровенс. Но к какому волшебнику мне там нужно будет обратиться?
— Почему бы не начать с самого лучшего? — лучисто улыбнулась Идрис. — Обратись к лорду-магу — супругу королевы и принцу-консорту. Судя по тому, что о нем рассказывают, он самый могущественный волшебник в этом королевстве! Если он отвергнет тебя, отправишься к волшебнику поскромнее — но я думаю, он возьмет тебя в ученицы ради своей жены, если не ради себя самого.
Балкис задумалась, а потом проговорила те слова, которых не произнесла Идрис:
— А потому, что его жена — королева, он вряд ли станет докучать мне приставаниями?
— Именно так, — подтвердила Идрис. — Но еще более — потому, что он черпает волшебство у сил Добра. Супружеская измена может сильно сказаться на его магическом даре. Да, детка, тебе надо разыскать лорда-мага Меровенса, и тогда тебе не будет грозить никакая опасность. У него ты многому научишься!
— Буду надеяться, — мрачно вздохнула Балкис.
* * *Кошачья память сослужила Балкис хорошую службу. Она без труда обосновалась при караване, направлявшемся в Меровенс, в качестве охотницы на мышей. Купцы наняли вооруженных наемных воинов, занимавшихся охраной торговцев, поскольку каравану предстояло проходить через густые леса и пересекать широкие реки. Дважды воины отбивали нападения лесных разбойников, а один раз им пришлось вступить в бой с речными пиратами. Но до Меровенса караван добрался, имея всего десять раненых. Раны у некоторых воинов были очень тяжелы, и они могли бы умереть, если бы Балкис тайком не пробиралась в фургон-лазарет, где лежали бредящие и стонущие раненые, и не мяукала целительные заклинания. Двое воинов потом рассказывали своим товарищам о том, какие странные им снились сны: якобы во сне им являлась кошка, что жила при караване, и разговаривала с ними. Товарищи дружно и весело смеялись над этими, по их мнению, завиральными рассказами.
И вот наконец в один прекрасный день утреннее солнце разогнало туман, и стал виден небольшой городок, раскинувшийся на склонах продолговатого холма. На вершине холма возвышался замок, обнесенный высокими стенами с изящными башнями.
— Бордестанг! — вскричали купцы, и глаза их загорелись от предвкушения удачной торговли и высокой прибыли. — Столица Меровенса, где живет королева!
Сердце Балкис забилось часто-часто. Вот только она сама не понимала, от чего — от радостного волнения или от страха. Ведь ей тоже, в некотором смысле, предстояла нелегкая сделка.
* * *А далеко на востоке калифу Сулейману нужно было принять не простые решения, и притом — в разгар боя. Голова его была накрыта тяжелым стальным шлемом, немного приглушавшим шум битвы — крики воинов, вопли боли и ярости, бряцание стали. Мечи скрещивались с мечами, копья ударяли по щитам. Сулейман, однако, соображал здраво и быстро.
— Назад! — скомандовал Сулейман своему адъютанту. — Наши воины более смелы, но стоит им прикончить одного варвара, как его место занимают пятеро, и все конные!
У самого Сулеймана лишь половину войска составляла кавалерия. Адъютант мрачно и решительно кивнул и, не подумав усомниться в справедливости приказа владыки, обернулся и махнул рукой трубачу. Трубач поднес к губам рог, и по рядам воинов пронесся сигнал к отступлению. Запели и другие рога, и на несколько мгновений их звук заглушил шум боя. Ряды арабского войска сомкнулись, воины начали отступать. Шаг за шагом они отходили назад, отбивая атаки чересчур ретивых варваров. Распаленные предчувствием победы, многие всадники скакали к флангам арабов, пытаясь убить как можно больше мусульман. Некоторые пытались даже обскакать войско с тыла, но арабы отступали к реке, а арьергард надежно охранял подступы к мосту. Один за другим натыкались варвары-кочевники на воткнутые в землю под углом копья и гибли.
Их товарищей, пытавшихся нападать на арабов с флангов, ждала та же участь: звенела туго натянутая тетива арабских арбалетов, и стрелы сражали варваров еще до того, как они могли приблизиться к войску калифа. Стрелы пронзали грудь врагов, те падали с коней наземь и умирали. Их соратники поворачивали коней, но перед этим мстительно пускали стрелы из своих крепких, коротких, изогнутых луков. Многие из пущенных ими стрел не долетали до цели, а те, что долетали, ударялись о легкие доспехи арабов или их щиты и беспомощно падали на землю. Лишь немногие стрелы попали в живую плоть, и лишь немногие воины-арабы пали на флангах при отступлении.
Хуже приходилось их сородичам, отступавшим по центру. Там враги превосходили арабов впятеро. По мере отступления бывшие передовые шеренги превратились в арьергард. Арабы дрались отчаянно и яростно. Лучники и арбалетчики ничего не могли поделать, поскольку враги отставали от отступающих всего на несколько ярдов. Варвары гнали и гнали вперед своих окровавленных коней, нанося удар за ударом. Лошади дико ржали, вставали на дыбы, били друг дружку острыми копытами. Конные варвары налетали на вышколенную и умелую арабскую кавалерию. А позади поджидали пехотинцы, которые только и ждали, когда освободится хотя бы несколько футов свободного пространства. Тогда пехотинцы ловко орудовали копьями, после чего снова отступали. Любой удар приносил удачу, потому что варвары скакали верхом на пони. Если арабу не удавалось сразить копьем коня, он пронзал всадника. Кавалерия калифа успешно отбивала атаки варваров, и хотя для того, чтобы прикончить зловредных коротышек, порой приходилось наносить десять ударов вместо одного, враги все же гибли.
