. Ганнибал - Лиловый (I) (СИ)
Веришь ты или нет, не имеет значения, ответил голос. Того, что уже свершилось, не изменить. Эль Кинди знал правду. Ты ее не знаешь. Знаешь ли ты, что это вы были виноваты во всем?
Острон промолчал. Он не хотел слушать; он не хотел знать того, что мог сказать ему темный бог, потому что не хотел верить.
Вы сами себя обрекли, продолжал голос. Мой верный слуга близко; спроси его, спроси о том, кто сделал их одержимыми.
-- Ты сделал, -- сказал Острон.
Нет, это были вы.
Он открыл глаза.
Темно.
На какую-то долю мгновения сон смешался с явью; Острон не мог сообразить, спит он или уже нет. Наверное, он бы не удивился, услышав бесплотный голос в своей голове, но голоса больше не было. Была тишина; не абсолютная, нарушаемая плеском далеких волн реки и звуками дыхания. В окне вырисовывался черный силуэт совы: Хамсин сидела на подоконнике и вертела головой. На своей узкой койке беспокойно вздрагивал во сне Улла.
Сунгая не было.
Это отчего-то встревожило его. Стараясь не шуметь, Острон поднялся на ноги, оглянулся на Хамсин.
-- Где Сунгай? -- шепотом спросил он птицу, хотя та, разумеется, ответить не могла.
-- Угу, угу, -- негромко ухнула она.
Он выглянул в коридор. Никого, то же ночное безмолвие, только далеко за окном, на берегах реки чей-то еле слышный хохот: кто-то все еще не спит в такой глухой час. Война войной, а люди продолжают жить.
Охваченный смутным беспокойством, Острон спустился по узкой крутой лестнице на первый этаж, где в углу на стуле дремал сын хозяина постоялого двора. Никого больше там не было... нет, был еще один человек, которого Острон поначалу не заметил.
На подушках возле одного из столиков развалился Абу Кабил, и поначалу могло показаться, что кузнец спит, но спящий человек не дышит настолько бесшумно.
-- Абу, -- прошептал Острон. -- Что ты здесь делаешь?
-- Сижу, -- ответствовал тот и ухмыльнулся. -- Как видишь, юный сын Рисада уснул на своем посту, и если кто-то захочет обокрасть постоялый двор или даже поджечь его, некому будет остановить разбойника.
Острон озадаченно взъерошил волосы на затылке. Покосился на мальчишку.
-- А то прямо все так хотят поджечь постоялый двор, -- пробормотал он. Абу продолжал смотреть на него, и в лунном свете блеснули его глаза; на мгновение он напомнил Острону притаившегося в засаде льва, поза скрадывала его размеры, а неподвижность была того рода, которая выдает в человеке ловкого охотника.
-- Элизбар сказал, что считает тебя странным, -- сообщил Острон доверчиво. -- Но я никак не могу понять, почему. По мне, ты не страннее господина Анвара.
Абу усмехнулся.
-- Ты бы знал, герой, сколько странных людей на свете, -- отозвался он. -- А ты не странный?
-- Ну... -- парень неловко переступил с ноги на ногу, еще раз покосился на спящего мальчишку на стуле. -- Я вижу сны. Кажется, не я один... но эти сны пугают меня. Отчего во снах я слышу голос темного бога, Абу? Я... -- он вздохнул. -- Я должен был спросить Халика, пока мог. Но теперь спрашивать некого. Ты умный, но вряд ли ты знаешь, почему...
-- А ты уверен, что это темный бог? -- спокойно спросил кузнец.
-- ...Да, конечно. Я думал поначалу, может, это всего лишь сны, но они слишком... последовательные, что ли, для обычных снов. И я так отчетливо слышу этот голос. Он пугает меня, -- Острон поежился. Еще в Ангуре, убеждая Уллу, что ничего страшного в этом нет, он скрывал собственный испуг; в присутствии Абу можно было не притворяться.
-- Один очень старый ученый, -- сказал Абу, -- как-то написал, что боги на самом деле обитают не на небе и не в выдуманном мире; что они живут в наших головах. Во всяком случае, человеческий разум -- это их удел, верно? Темный бог в этом смысле не отличается от Шести. Конечно, он пытается напугать и сломить тебя, Острон. Впрочем, я думаю, об этих снах тебе лучше поговорить с другими Одаренными. С Сунгаем, например... кстати, если ты его искал, он не так давно вышел на террасу.
-- Спасибо, -- обескураженно отозвался Острон: откуда Абу догадался?.. скользя между столиками, перешагивая через разбросанные подушки, Острон добрался до дверей.
Холодный воздух окатил его, заставив поежиться. Ясные звезды смотрели на него сверху вниз; огромная чаша неба была опрокинута над миром темной ночью, и ахад Каммал, должно быть, был крошечным светлячком на берегу могучей реки. Пламя, горевшее в бронзовой жаровне на углу террасы, почти угасло; два силуэта были видны на фоне медленно светлеющего горизонта.
Острон поначалу не понял, что происходит. Одним из них был Сунгай, он легко узнал крупные кудри джейфара; другой носил на голове платок маарри и мог быть, по сути, кем угодно.
Они стояли неподвижно и молчали, но потом Сунгай сделал короткое движение.
-- Отойди, ублюдок, -- негромко сказал он. Стоявший напротив него маарри ничего не ответил, но мягко шевельнулся, и Острону теперь стало видно, что в руке он держит ятаган.
Более того, в панике шагнув вперед, он заметил и контуры лежащего в пыли перед террасой человека. Этот маарри кого-то уже убил!..
Сунгай между тем нападать на убийцу не спешил, и Острон сообразил, что у джейфара при себе нет оружия. Лишь холодно сверкнуло лезвие кинжала -- отброшенного далеко в сторону.
-- Вы все умрете, -- прошептал маарри с ятаганом. -- Таков приказ Асвада.
Тут уже думать было некогда; Острон тронулся с места в ту же самую секунду, что и Сунгай, одновременно повелевая пламенем, вспыхнувшим на лезвии ятагана; от неожиданности безумец выронил резко нагревшееся оружие, и в следующий момент Сунгай налетел на него, как гончая на добычу, опрокинул навзничь и прижал к земле. Острон был возле одержимого мгновением позже и помог Сунгаю: маарри брыкался с неожиданной силой.
-- Во имя Мубаррада, -- выдохнул Острон, -- откуда он взялся?
-- Не до того, -- отозвался Сунгай. -- Надо связать его.
Пока Острон держал безумца, джейфар сорвал с себя кожаный пояс и скрутил руки одержимому; удостоверившись, что тот не сможет освободиться, он стремительно поднялся.
-- Он ударил Элизбара, -- сообщил он коротко. -- Подкрался сзади, видимо.
-- Он жив? -- встревожился Острон, кинулся к лежащему ничком человеку. Это и вправду был Элизбар, расшитая тюбетейка валялась в стороне, испачканная пылью; в темноте было не разглядеть, но короткие волосы ассахана были влажными от крови. Сунгай остался стоять возле дергающегося одержимого, Острон поднял голову и громко позвал:
-- Абу!
Не прошло и минуты, как дверь открылась. На террасе показался кузнец; его цветастый халат светлел в ночи. Одного взгляда Абу Кабилу было достаточно для того, чтобы охватить картину произошедшего, и он сразу направился к Острону, присевшему возле Элизбара. Повинуясь нари, пламя в жаровне резко вспыхнуло и осветило террасу; полосатый мауд на голове пойманного одержимого, темное лицо Сунгая, растрепавшиеся волосы Абу.
