Андрей Валентинов - Рубеж
Свет факелов — в лицо. Бородатые рожи склонились, дышат перегаром.
— Тощая, сучка! Костистая!
— Ничего, щас помягчает!
Еще ничего не понимая, но чуя беду, Ярина дернулась, резко взмахнула скованными руками…
— Ишь, брыкается!
Удар — острым носком сапога по лицу. Во рту хрустнуло, хлынула соленая кровь.
— Но тока чтоб жива осталась! Ясно?
— Останется! Всю жизнь помнить будет!
Руки вздернули вверх, заскрипела ржавая цепь, цепляясь за крюк. Ярина извернулась, ударила ногой — не глядя, наугад. Попала! Громкий крик непонятная ругань — невидимый толмач, и тот промолчал. Девушка попыталась отодвинуться к стене, ударить снова…
— Ах ты, гадюка!
На этот раз били втроем — сапогами, куда придется. Наконец, хекая отступили, кто-то плюнул — липкая слюна поползла по щеке.
— А может, придушим, а?
— Ты че? Сказано — чтоб запомнила! Запомнила, понял? Потная волосатая ладонь протянулась, резко рванула ворот плахты. Крепкая ткань трещала, не поддавалась, больно впиваясь в шею. Ярина попыталась двинуться, но боль сковала, прижала к грязной соломе.
— Чур, я первый! Ну чего, сучонка? Раздвигай ножки! Что-то тяжелое, пыхтящее, воняющее тухлым луком навалилось сверху, завозилось, потная ладонь легла на грудь, скользнула по бедру, ногти врезались в кожу…
Хотелось закрыть глаза, но даже на это уже не было сил.
Чортов ублюдок, младший сын вдовы Киричихи
Я знаю, как меня зовут!
Знаю!
Знаю, знаю, знаю!
Логин Загаржецкий, сотник валковский
— Хлопцы-ы! За мной! Рубай! Як капусту! Впере-од!
И диво дивное — разом сгинуло все: страх, сомнения, майским червяком точившие сердце. Пекло ли, Рай, кочерга или галушки с медом…
Вперед!
Добрый конь не первый год под седлом — сразу понял, ударил копытами в затоптанный хрупкий снег.
Впере-е-од!
Эх, куме, не журись, туды-сюды повернись!
Турецкие гарматы, ощетинившиеся багинетами французские каре, немецкие шанцы — все сметали, всех в землю втаптывали. В землю, в горячий песок, в болотную жижу, в окровавленный снег. Верная шабля-"ордынка", в горячем бою взятая, прикипела к ладони. Хороша «ордынка», всем хороша, вернее жены, святее иконы!
Эх, бога-душу, крест животворящий, параскева-пятница и всех янголов собор! Вперед!
…И уже поганая шибеница позади, и столбы, и веревка без петли, и кони храпят, близкий бой чуя, а ворога все нет, только снег сгинул, да близкий лес пропал, и небо…
Эх, не время на небо глаза пялить, не время!
Вперед!
Не выдержал — оглянулся.
Хлопцы? Как они?!
Оглянулся — хмыкнул в седые усы.
Молодцы хлопцы!
Все здесь — лавой, пики вперед, шабли наготове. Шмалько, греховодник старый, как водится, одесную, ноздря в ноздрю, редкие зубы довольно щерит, потеху чуя, за ним — Нагнибеда с ятаганом турецким, а там и Свербигуз, и Забреха, и Нечитайло. У Петра Енохи в руке фитиль дымится, гаковница вперед смотрит. Ахнет — добре будет! Дмитро Гром изловчился — гранату немецкую достал и тоже фитиль приготовил — в зубах держит.
Остальные…
И остальные — молодцы!
— Сотник! Пане сотник!
Голос есаула заставил дрогнуть, обернуться…
Что же ты головой крутил, старый дурень, лысая башка!
Стена!
… От земли до неба, со всех сторон — неровная, клубящаяся, горящая дивным розовым огнем…
Эх-ма, вражины! Когда ж успели?
— То еще только туман, пан сотник! Вперед!
В голосе Юдки, колдуна проклятого, тревога. Небольшая — на самом донышке. И тут только сообразил сотник, что пристроился заризяка-жид ошуюю, из-за левого плеча советы подает.
Знаем, знаем, кому за левым плечом место! Шаблей бы христопродавца! Или просто перекреститься! Жаль, времени нет!
— Вперед, хлопцы! Впере-од!
И снова не сдержался — махнул «ордынкой». По стене, по розовой дымящейся мути, по бесовскому наваждению. Даже ветер не просвистел, только холод по руке.
— Пусть на рысь перейдут, пане сотник. Ехать долго, заморим коней!
Не терпел советчиков сотник Логин. Вообще не терпел, а особливо в бою. А еще если из-за левого плеча!
Ах ты, жидяра клятый!
Холодно глядели глаза Иегуды бен-Иосифа. И от того взгляда опустилась рука с верной «Ордынкой».
— Гей! Хлопцы! Рысью! Размашистой да не раскидистой! Шабли не прятать, пики вперед, фитили зажечь!
Выдохнул, обернулся. Туман!
Розовый, густой, горло терпким духом забивает. В десяти шагах — ничего не видать. И в пяти не видать…
— Юдка, собачий ты сын, верно ли едем?
— Пока — да, безмозглый лысый хазер!
Скрипнул зубами сотник Логин. Стерпел. Видать, чует смерть поганый колдун, оттого и язык свой мерзкий распускает. Верно чует! Вот только туман позади оставят, на битый шлях конские копыта вынесут — тут и аминь жиду.
— Спрячь шаблю, пан сотник!
Зарычал Логин, но снова стерпел. Понял вдруг — неспроста Юдка такие советы дает. И вправду — туман словно густеть начал. Густеть, дышать гарью, рассыпаться колючими искрами…
— Хлопцы! Прячь шабли, фитили гаси! Да скорее, богу в душу! Шибче!
Еле успел. Полыхнула «ордынка» красным огнем, дохнула жаром. Думал — задымятся ножны, ан нет — холодны остались.
— Юдка, чортов ты сын! Чего ж это такое?
— Огонь, пане сотник. Пока еще — только огонь. Можно ехать.
Твердо ответил Иегуда бен-Иосиф, но тревога плескалась в его голосе. Уже не на дне — под самый венчик подступила.
Сзади завопили — чья-то шабля, горя белым жаром, нырнула под конские копыта. Не упала — сгинула, словно сквозь землю провалилась.
Сквозь землю?
Только сейчас сообразил сотник, что давно уже не слышит стука копыт. Ни стука, ни скрипа, ни шелеста.
У-у, вражья сила!
Отдернул сотник Логин пальцы от крыжа — от греха подальше, сплюнул — и понял вдруг, что бой этот уже почти что проигран. Просто задумано! Вначале — под клятую шибеницу пропустить, преграды не чиня, после — туманом окутать, чтоб с дороги сбить да уверенности убавить, потом — зброю верную огнем зажечь.
А после? Кто Яринке поможет, кто ее из бездны неведомой вызволит?
И кто простит его, сотника валковского, за то, что луших хлопцев не пожалел?! Эх-ма, не простят!
Дернул головой пан Логин, вправо косясь. Сгинула усмешка с лица верного есаула. Не иначе — понял. Эх, Ондрий, Ондрий Никитич, завел я тебя, товарищ войсковый! В самое пекло завел!
—И впрямь — пекло. Огонь — слева, справа, сверху. И под конскими копытами, и сзади. В горле сухо, горько, от конских ноздрей пар идет.
Влево поглядел пан Логин — Иегуды бен-Иосифа.
И худо ему стало от взгляда темных глаз.
— Огонь, значит? А что за огнем, пан Юдка?
