Тереза Эджертон - Ожерелье королевы
Лейтенант махнул рукой в сторону холщовой палатки у дороги.
— Подождите там, пока мы пошлем за генералом. Только он сможет выдать вам пропуск.
Генерал? На мгновение Вилл и Блэз решили, что ослышались. В мире, где звания выше капитанского человек мог добиться только при самых чрезвычайных обстоятельствах, этот архаичный титул прозвучал зловеще. В Маунтфальконе доживали свой век несколько древних майоров и полковников, которые получили свои звания еще во время голодных бунтов шестьдесят лет назад, но генералы принадлежали совсем другому времени: эпохе армий, завоеваний и оккупации. Вилл и Блэз спешились и повели лошадей к палатке, все это время пытаясь представить себе, что где-то сейчас сражаются огромные толпы людей.
— Боже правый, — прошептал Трефаллон, — я сказал, что мир меняется, но такого я и предположить не мог.
— Я тоже, — серьезно отозвался Вилл. Это было почти немыслимо, похоже на кошмар из эпохи правления чародеев.
Солнце клонилось к закату, а они все еще ждали прибытия генерала. Лейтенант подошел к палатке с зажженным бронзовым светильником. Вилл поднял на пришедшего взгляд; вот уже больше получаса он просидел на низком табурете, предаваясь молчаливым тягостным размышлениям.
— Скажите мне, пожалуйста, если вам не запрещено, проезжал ли кто-нибудь по этой дороге за последние две недели?
Лейтенант повесил светильник на ивовый шест, поддерживающий своды тента.
— Пытались многие, но только сэр Бастиан Джосслин-Мазер и его внучка получили разрешение на проезд. Это было десять дней назад.
— Сэр Бастиан Мазер! — хором воскликнули Вилрован и Блэз. Вилл — потому что вспомнил это имя из отчета Марздена, а Блэз — потому что вспомнил наконец, как звали «почтенного пожилого джентльмена», с которым он видел Лили.
— А кто такой этот сэр Бастиан Мазер и почему ему разрешили проехать, если всем остальным отказали? — пробормотал Вилл.
— Сэр Бастиан — гражданин Кэтвитсена, — ответил лейтенант, решив, что вопрос адресован ему. — Он много лет прожил в Маунтфальконе, но родился в Кэтвитсене, где Джосслины и Мазеры — два самых старинных и уважаемых семейства. Генерал знал его в лицо и немедленно выдал сэру Бастиану и юной леди пропуска.
— Как удобно, — сказал Вилл, садясь снова на свой табурет. — Как чертовски удобно! — Скрестив ноги, он сердито уставился на лейтенанта. — Я даже, кажется, знаю эту… внучку. Каштановые кудри, серые глаза, светлокожая?
— Да, сэр, это точно она. Довольно привлекательная юная особа, позволю себе добавить.
Вилл заскрипел зубами.
— А они ехали в карете… или в открытой коляске?
Лейтенант покачал головой.
— В ландо, запряженном парой черных лошадей. Очень хорошая пара, позволю себе…
— И больше вы никого не пропускали? — настаивал Вилл. — Точно?
— Всех остальных развернули обратно. И мне кажется, сэр, вас ждет та же участь. — Коснувшись своей шляпы с кокардой, лейтенант вышел из-под тента, оставив светильник.
Вилл посмотрел на Блэза.
— Все остальные повернули назад… или проскользнули незамеченными ночью. Возможно, и нас ждет та же участь.
— Но это ли нам нужно? — спросил Трефаллон, пересекая палатку и заглядывая за полог, чтобы убедиться, что их никто не подслушивает. — Мы следуем за чародейкой, а не за Лили или этим сэром Бастианом. Откуда нам знать, что она вообще в Кэтвитсене?
Вилрован вскочил и подошел к нему. В желтом свете фонаря его лицо хранило серьезное выражение, которое было так для него нехарактерно, в карих глазах в кои-то веки не блестело озорство.
— Мы следуем за Машиной Хаоса, у кого бы она ни находилась. Но Лили пока лучше меня удается выследить Сокровище, и поэтому нам нужно идти за ней. Мне остается только надеяться, что эта «леди Софрониспа» задержалась в пути. Она очень опасна, Блэз, я бы предпочел поймать ее до того, как ее найдет Лили.
Вспомнив невинных людей, которых разнесло в клочья в «Круа-Руж», он опять почувствовал тяжесть на сердце.
— Может быть, уже слишком поздно. Возможно, кто-то из них уже… погиб.
45
Корабль был роскошный — огромный трехпалубник из Монте-Луна, который возил путешественников по делам и удовольствия ради вдоль всего побережья. Но для одного из своих пассажиров он ничем не отличался от тюрьмы с высокими стенами и решетками. Удобные каюты, обильные трапезы, подаваемые каждый день, позолоченное великолепие палубного юта, бушприта и гакаборта — все это мало значило для человека, лишенного свободы, который уже много дней изнывал в невидимых оковах.
Каюта, которую занимал Кнеф вместе со своими двумя пленниками, была длинная, с низким потолком. Близость резных балок над головой немало поспособствовала тому, что Люк чувствовал себя совершенно подавленным, но длина каюты оставляла достаточно места для того, чтобы он мог прохаживаться, чем он и занимался большую часть времени, когда не спал. Взад и вперед, из угла в угол ходил он, как помешанный, и его раздражение, казалось, с каждой минутой растет, а не утихает.
— Никогда, — рычал он, — никогда еще со мной не случалось ничего более унизительного и постыдного, и сколько, по-твоему, это может продолжаться?
Левеллер отвечал, слегка покачивая головой:
— Порой горький опыт может принести душе благо.
Люк обошел его кругом.
— То есть это все делается для моего же собственного блага? Чтобы возвысить разум и укрепить характер? — и хотя он изрек все это с определенным жаром, но все равно старался говорить потише, чтобы не разбудить Тремер, спавшую на одной из коек розового дерева.
— Что ты вынесешь из этого происшествия, зависит только от тебя, — сказал Кнеф, — что до меня, я бы предпочел всего этого избежать. Если ситуация кажется тебе отвратительной, то, может быть, тебя немного утешит то, что мне она не менее неприятна. Но как бы то ни было, это меньшее из зол, и избежать этого было невозможно.
Люк взглянул на свою спящую невесту: она уснула одетая, завернувшись в простой серый плащ, который купила на юге. Нет, не уснула — это слишком мягкое описание, она рухнула под тяжестью огорчения и крайней усталости, проведя здесь несколько бессонных ночей, и теперь спала уже шестнадцать часов подряд.
Когда спал Кнеф — оставалось загадкой. Возможно, только тогда, когда спал сам Люк, что случалось нечасто, причем все равно меньше, чем Люк, потому что к тому времени, как Гилиан открывал глаза, Кнеф уже был на ногах. Видела ли Тремер левеллера спящим, Люк не знал. С того самого момента, как он появился в Шато-Руж с пистолетом в руке, у них не было возможности поговорить наедине. Вспомнив о том дне, Люк вдруг захотел узнать правду.
