Тереза Эджертон - Ожерелье королевы
— Наверное, пора приступить к еде, — предложила она и взяла со стола серебряный колокольчик.
По звуку колокольчика распахнулись двери, и череда толстопятов и олухов вошла в комнату, неся разнообразные блюда, накрытые крышками, с ними в комнату проник горячий, ароматный, аппетитный дух еды. И хотя Ис привезла с собой во дворец только одного повара и горничную, теперь уже весь штат слуг состоял из гоблинов. Она знала, что это вызовет толки, но обнаружила, что просто не в состоянии выносить постоянное прикосновение человеческих рук.
Если мадам что-то об этом и подумала, она, вопреки обыкновению, придержала язык и щедро положила себе еды сразу с нескольких блюд. Она всегда любила поесть. Ис положила себе меньше и только ковыряла вилкой в тарелке.
— Ты ничего не ешь? — сказала мадам, не в силах выбрать между холодцом из петушиных гребешков и тарталетками с черносливом.
— Почти ничего, — сказала Ис, отказываясь от жаворонков, тушенных в яичной скорлупе, и заставляя себя попробовать салат из цикория, латука и винограда. — Тошнота никак не проходит. Я что, буду себя так чувствовать все время, пока ношу ребенка?
— Еще несколько месяцев, потом это пройдет. — Мадам поднесла золотую вилку к губам, потом с отвращением сморщилась. — Какой странный вкус. Никогда ничего подобного не ела.
— О боже, — запинаясь, пробормотала Ис. — Я надеялась, тебе понравится… я устроила все это в знак примирения между нами.
— Не то чтобы мне это не нравилось, — сказала мадам, проглотив и проведя языком по зубам. — Эта приправа, чем бы она ни была, придает блюду определенную… остроту. Вот только вкус такой странный. Как твой повар это называет?
Ис внезапно отбросила напускную скромность.
— Мой повар? Это приготовил личный повар Джарреда, и мне кажется, он считает это своим фирменным блюдом. Я рассчитывала, что ты не узнаешь этого вкуса. — Торжество заставило ее забыть обо всякой осторожности, она не могла сдержать ликования. — Тебе никогда не приходилось выносить то, что я терпела все это время, не приходилось прикасаться губами к губам или языком к коже человеческого самца.
Мадам положила вилку.
— Что ты имеешь в виду? — спросила она странным, сдавленным голосом. — Что ты хочешь этим сказать?
— Только то, — расхохоталась Ис, — что там в одном кусочке довольно соли, чтобы убить тебя дважды. Ты считаешь себя такой умной, а сама ничего и не заподозрила!
Мадам оттолкнула стул и рывком встала на ноги. В этот момент спазм заставил ее содрогнуться всем телом. Она на мгновение согнулась пополам, затем с неимоверным усилием выпрямилась и заставила себя ответить.
— Дурочка. А я еще поверила, что ты обзавелась здравым смыслом. Это же самая большая глупость…— И снова конвульсия встряхнула ее с головы до ног, она начала задыхаться.
Ис уже вскочила на ноги, пританцовывая от возбуждения.
— Дурочка, да? Но не настолько, чтобы не смогла одурачить тебя. Великая Валентина Соланж, такая предусмотрительная, такая безупречная по сравнению с этими безмозглыми гоблинами, — но вот об этом-то ты и не подумала, да? Ты не подумала, что я смогу отомстить за все свои унижения?
Мадам опустилась на стул. Новый приступ боли заставил ее согнуться и упасть лицом на стол. С невероятным усилием она приподнялась, упираясь ладонями в столешницу, подняла голову и уставилась на подпрыгивающую Ис с выражением крайнего презрения и насмешки.
— Конечно, я знала. Я и не думала, что будет иначе. Ты бы не многого стоила, если бы даже на это не была способна. — Ее глаза закатились, дыхание клокотало в горле, но она смогла выдавить еще несколько слов. — Но еще не сейчас… идиотка… не раньше, чем…
Потом силы оставили ее, она упала лицом вниз и затихла.
44
Вилрован расхаживал взад и вперед по истоптанному деревянному полу камеры и вдруг услышал, как ключ скрежещет в замке. Дверь распахнулась, и чрезвычайно элегантный джентльмен в дорожном костюме вальяжно вошел внутрь. Несколько мгновений Вилл молча глазел на него, потом наконец дар речи вернулся к нему.
— Блэз, понятия не имею, какими судьбами тебя сюда занесло, но никогда в жизни я еще не был так рад тебя видеть, как сейчас.
— Не сомневаюсь. — Трефаллон приподнял изящную бровь. — А что касается причин моего появления здесь — это уже становится традицией. В мои привычки, видишь ли, посещение тюрем не входит, и я заявляюсь туда только тогда, когда необходимо проследить за твоим освобождением.
— Тогда я вдвойне рад тебя видеть. Когда отправляемся?
Блэз отступил в сторону и указал на дверь. Его плащ и штаны сильно запылились, сапоги были забрызганы грязью, но поклон был не менее изящен, чем обычно.
— Когда хочешь. Я привез приказ Родарика. Констебль вздохнул с облегчением и незамедлительно вернул твои вещи. По всей видимости, ты не был образцовым заключенным.
Вилрован немедленно впал в прескверное состояние духа и свирепо посмотрел на Блэза исподлобья.
— Чепуха. Со мной никаких хлопот не было. — Подхватив плащ и шляпу, он быстро шагнул вслед за Трефаллоном за дверь, в продолговатую комнату, где сидел на своем посту констебль. Вспомнив о своем обещании, он на ходу швырнул на пол горсть монет, сделал грубый жест в сторону законника и вышел на улицу. Там его уже ждал его мерин, оседланный и взнузданный, рядом с длинноногим гнедым жеребцом, принадлежавшим, по всей видимости, Блэзу.
Вилл развязал поводья, взлетел в седло и уже проехал пол-улицы, когда Трефаллон галопом нагнал его на своем жеребце и поехал шагом рядом с ним.
— Если это образчик твоего примерного поведения, я не удивлен, что твои тюремщики рады с тобой распрощаться.
Вилл коротко расхохотался.
— Дело не во мне. Я у них явно был первый заключенный года за полтора, и самый опасный за всю историю. Каждый болван, каждая неотесанная деревенщина со всей округи заходили поглазеть на меня, и, готов поклясться, констебль брал с них за это деньги. — Вилл робко улыбнулся. — Я, правда, очень рад тебя видеть. Хотя до сих пор не понимаю, почему король послал мне на помощь тебя, а не Ника.
Блэз неожиданно оказался очень занят — он стряхивал пыль с рукава, щурился на далеко не совершенный блеск своих сапог и только потом заставил себя встретиться глазами с Виллом.
— Я заезжал в Фермулин, чтобы взять с собой Ника и остальных. Но они… Вилрован, гостиница, где остановились Ник и Джилпин, «Круа-Руж», — ее больше нет. Ее взорвали.
— Боги! — воскликнул Вилрован. Он почувствовал, как кровь отлила у него от сердца при мысли о таком чудовищном преступлении. — Сколько убитых?
