Наталья Игнатова - Ничего неизменного
— Он сам свяжется, если будет нужно, — Заноза тоже смотрел на аждаха. — Один прорвался. Это еще ничего не значит. Остальных Хасан не выпустит.
И это тоже было доверие. Такое же. Даже приятно, что Заноза доверяет ему не меньше, чем своему турку. Хотя, если уж почувствовал себя настоящим демоном то, наверное, нужно оскорбиться на то, что ему доверяют так же, как обычному вампиру.
Ладно, необычному. И, да, это приятно. Не потому, что Заноза верит в него не меньше, чем в Хасана, а потому, что приятно, когда на тебя полагаются от и до. Без перепроверок, контроля и подозрений в том, что провалишь дело.
Сам Мартин никому настолько не доверял. Даже Занозе. Он отдал упырю на откуп весь Тарвуд, но только потому, что Заноза не испортил бы ничего по-настоящему важного. Ни до чего по-настоящему важного Заноза просто не добрался бы.
Мартин посмотрел на открытую дверь, в непроглядную тьму подземелья, в лабиринт тоннелей, по которым непонятный и почти незнакомый вампир вел одержимую жаждой власти суккубу к средоточию жизни Тарвуда. Этот вампир собирался убить суккубу потому, что она обидела Занозу. А перед смертью, она должна была получить силу настоящего демона. Иначе не умрет. Не насовсем.
Что-то нужно было пересмотреть. Причем прямо сейчас. То ли представления о доверии, то ли представления о важности того, до чего может добраться Заноза.
* * *Подземелья для Шиаюн исследовали крысы. И даже они выжили не все. Обычные призраки не обращали на них внимания и вряд ли могли причинить вред, но призраки страшные, которых Хасан называл аждахами, уничтожали все живое. Крысы сходили с ума и сами съедали друг друга.
Из всего, что делали аждахи — это было самым опасным. Они сводили с ума крыс, они могли свести с ума и вампира, а Шиаюн не знала, успеет ли убежать от него. Понимала, что не успеет. Хасан велел ей держаться за спиной, не отставать и не бояться, и Шиаюн делала все, что было велено. Держалась за спиной, не отставала… Но иногда Хасан оставлял ее, приказывал не привлекать внимания, и словно исчезал — такими стремительными становились его движения. В темноте, рассеянной лишь свечением сабли, Шиаюн не могла его разглядеть. Призраков — смазанные, туманные силуэты — и то видела лучше. И тогда она забывала приказ не бояться. Невозможно было не думать о том, что если аждахи сведут Хасана с ума, он вернется, чтобы убить ее, а она даже не успеет этого заметить.
Ее нельзя было убить обычным оружием, и необычным тоже — даже волшебные пистолеты Занозы разрушили только ее тело, которому Шиаюн очень быстро нашла замену — но лишиться тела здесь, в подземельях, означало навсегда тут и остаться. Возненавидеть все живое и защищать Ядро, вместо того, чтобы быть живой и забрать его силу.
Ее призраки не могли свести с ума, и Шиаюн понимала, что страх перед Хасаном — не наведенный. Он настоящий. Ее собственный. Когда вампир возвращался, она замирала, каждое мгновение готовая исчезнуть. Но он лишь приказывал:
— Держись за мной. Не отставай.
И уходил вперед по расчищенному коридору.
Шиаюн то ли видела тени разбегающихся от Хасана людей, то ли чувствовала их страх, такой сильный, что он казался видимым. Убегали не все. Аждахи, даже воплощенные, не боялись за вновь обретенную жизнь. Их ненависть и злоба были сильнее любого страха. Хасан вел Шиаюн по украшенным резьбой тоннелям мимо трупов, обезглавленных и расчлененных, и она видела, что отрубленные руки все еще скребут когтями пол; отрубленные ноги корчатся, пытаясь бежать. Аждахи были страшнее вампиров. Не опаснее, нет — страшнее.
Если они сбивались в стаи, если их было больше двух, Хасан использовал какую-то магию, сковывал их неведомыми чарами. Аждахи застывали, как были — в прыжке, в атаке, с оскаленными пастями, с вытянутыми вперед когтистыми лапами. Так они не казались страшными. Шиаюн успевала их рассмотреть, понимала, что они тоже люди. Были людьми. Их не изуродовали — улучшили. Лорд Хартвин как будто пытался трансформировать людей во что-то вроде кафарха демонов. И попытки отчасти удались.
Хасан рубил их, застывших. И когда лезвие сабли врезалось в призрачные тела, аждахи оживали. Но не могли пошевелиться. Только кричали от боли и ненависти. Хасан обезглавливал их — первым ударом всегда отсекал голову. Но они все равно кричали, пусть даже крики и были не слышны.
Шиаюн слышала. Она думала, что Хасан не слышит. Еще она думала — раньше — что не умеет жалеть. Никогда ей никого не было жаль, ни демонов, ни людей, ни, тем более, чудовищ. Но когда Хасан разрубал на куски беспомощных, безумных от ненависти аждахов, Шиаюн хотелось отвернуться.
Он — не жалел. Вот кто по-настоящему не знал жалости. Такой же мертвый, как призраки, такое же чудовище, как аждахи, такой же сильный, как демоны. Бывали мгновения, когда Шиаюн хотелось вцепиться в его куртку, в ремни портупеи, просто — в него. Закрыть глаза, идти вот так. Ничего не видеть. Ничего не бояться. Просто ждать, пока Хасан приведет ее к Ядру, и она, наконец, обретет силу, чтобы не бояться уже по-настоящему.
Хасан останется с ней? Нет. Но он может остаться ее союзником, если она найдет, что ему предложить. Сейчас уже ясно, что никогда ему не было дело ни до кого, кто не мог быть полезен. Сейчас уже ясно, что он с самого начала планировал добраться до Ядра Тарвуда. Он, может быть, сам отправил на остров своего мальчишку, как Шиаюн отправляла крыс на исследование подземелий. Обретя силу демонов, он станет достойным противником Алакранам. Нейд-Полукровка сам уберется с Тарвуда, или Хасан вышвырнет его отсюда. А потом… может быть… он согласится отправиться на Кариану?
Шиаюн уже знала, что предложить ему. Дойдя до Ядра один раз, они смогут приходить туда снова и снова. Любой демон, однажды побывавший где-то, способен просто открывать туда портал. Они приведут к Ядру Койота. Пусть он возьмет силу Ядра и отдаст ее Хасану, чтобы тот стал демоном-Господином. Стал равным ей, Шиаюн. Это будет новая сделка. Долгосрочная. Выгодная для обоих.
Хасан не откажется, теперь Шиаюн это понимала. Он из тех редких — почти не существующих людей — кто сумеет правильно распорядиться даже всемогуществом.
Она все-таки зажмурилась, когда Хасан в очередной раз оставил ее у стены и скользнул вперед, пропадая из виду.
Он жесток. Безжалостен. И, кажется, бессердечен. Нет сердца, потому и чары бессильны. Тот ли это союзник, который ей нужен? Тот ли это, на кого она хотела бы полагаться?
Да! Ей не нужна жалость. И у нее достаточно чужих сердец. А быть жестоким — это плохо для людей. Может быть, для вампиров. Но только не для демонов.
* * *Гранат хватило с избытком. Крови — едва-едва. Фляга, которую Заноза отдал перед выходом, закончилась, так же, как две другие, взятые про запас. Волшебная кровь, старая, на Земле квартовой фляги хватило бы на четыре-пять таких рейдов. На бой с такими же призраками, с аждахами, даже с фейри.
