Крис Вудинг - Нити зла
— Вороны твои. — Голос Люции холодил, как нож. — Что ты хочешь, чтобы я сделала?
Глава 35
((Выпусти нас))
Кайку машинально огляделась в поисках источника звука и только потом поняла, что звука не было. Голос раздавался у нее в голове — похоже на общение через Узор вроде того, к которому прибегали сестры Красного ордена, но только гораздо грубее.
Тсата принял боевую стойку — приготовился к встрече с воркунами, которые бежали по тоннелю. Он очень плохо видел: ночное зрение отказало от гнусного, гнилостного свечения колдовского камня, лившегося сквозь решетку за их спинами.
— Кайку, если у тебя есть какие-то идеи, самое время их озвучить, — мрачно пошутил он.
((Выпусти нас))
Голос напоминал настойчивый шепот, резкий и хриплый. Он исходил от существ, которые двигались за решетками в боковых тоннелях. Свет не касался их, виднелись только намеки на их очертания. Но и этих намеков хватало, чтобы по спине бежали мурашки. Воображение дорисовывало асимметричные, извращенные фигуры, некоторые — с множеством конечностей, другие — с когтями, щупальцами, шипами или рудиментарными плавниками. Большинство их имели отростки, о предназначении которых она даже не догадывалась.
«Я их знаю, — подумала она. — Я это уже где-то видела».
В монастыре ткущих Узор на Фо, в Лакмарских горах, она встречала похожих существ. Те тоже сидели в клетках. Они пытались напасть на нее, приняв за ткача, потому что она вырядилась, как ткач. В Провале многие ломали головы над тем, кто или что это такое, но, кроме гипотез, никто ничего не высказал.
Кайку инстинктивно попятилась от существа, которое говорило с ней. Ее чувство Узора подсказало направление, из которого шел «голос».
Но отойдя от одной стены, она приблизилась к другой. Что-то холодное и скользкое крепко сжало ее запястье. Она взвизгнула и повернулась — хватка ослабла, и тонкое щупальце скрылось между прутьями решетки. Тсата повернулся на ее крик. Она в ужасе глядела на то место, где исчезло щупальце. Что-то подошло к решетке совсем близко — какое-то маленькое, уродливое создание.
На него упал свет, и Кайку побелела.
Существо походило на перепутанный клубок рук и ног, растущих из туловища, которое можно было назвать таковым с большой натяжкой. Пожелтевшая кожа — натянута на безнадежно перекрученный скелет. Существо конвульсивно дергалось, передвигаясь, и конечности шевелились. Где-то в середине этого узла сидела голова без намека на шею — скорее шишковатый бугор, чем голова, но на нем лепились какие-то черты.
Черты знакомого лица. Ее лица.
Она едва не упала. Кайку будто смотрела в кривое зеркало или на свой скульптурный портрет, который творец в порыве гнева наполовину смял. С глазниц свисала вялая плоть, рот будто невидимым крюком оттянуло в сторону, зубы росли в несколько рядов… но это, несомненно, было ее отражение.
((Выпусти нас)) — настойчиво повторил голос.
((Кто вы такие?)) — спросила она, забыв, что использовать кану опасно.
Создание с ее лицом скрылось в тенях, и Кайку повернулась к тому, кто говорил с ней. Он подошел к решетке. Это оказалось жалкое маленькое существо с безвольно обвисшими шипами и конечностями разного размера. Опухшие разноцветные глаза смотрели на нее с кривой физиономии.
((Кто вы такие?)) — Ей необходимо было хоть что-то понять.
((Отцы Предела)) — ответило существо, и Кайку захлестнул поток беспорядочных образов и ощущений, которые мгновенно вспыхивали и потухали в ее сознании.
Отцы Предела. Великие Мастера. Те, кто делает для ткачей маски. Воспоминания о подземных кузницах и мастерских в монастырях безумной архитектуры. Еще раньше — память о семье. О боги, он когда-то был мужчиной, ремесленником! Ткачи появляются ночью, как злые духи, они забирают его из крохотной деревушки в горах. Он трудится, трудится и трудится, делает маски. Рядом с ним — другие: художники, резчики по дереву, кузнецы. И пыль, пыль, пыль колдовских камней, которую они добавляют в маски, чтобы наделить их силой, нужной ткачам. Он оглядывается и видит, что пыль делает с другими, а потом смотрит на себя и замечает, что она сделала с ним. Все начинается с чешуек на тыльной стороне ладони, а потом появляется нарост на спине… Изменения происходят оттого, что они изо дня в день прикасаются к дрянной пыли. А потом они меняются слишком сильно, до неузнаваемости, но их не убивают — боги, почему их не убивают?! — а сажают в темницу, где они продолжают меняться, хотя не трогают пыль, а иногда тюрьмы переполняются, и их забирают в другое место, потому что когда их слишком много, они опасны, ведь они могут делать странные вещи, вот как этот, а другие, как тот, могут воровать у других лица, или руки, или ноги, или что-то еще и копировать их, и он не может остановиться, и…
((ВЫПУСТИ НАС!!!))
Сила ментального порыва едва не сбила Кайку с ног. Сострадание отозвалось в ней настоящим страданием.
— Кайку, — позвал Тсата. Воркуны почти настигли их.
Она решилась. Радужки глаз стали темно-красными. Кана беспрепятственно выплеснулась из нее. Волосы взметнулись, будто призрачный ветер играл с ними. Сила с готовностью рванулась из ее лона по золотым нитям воздуха и вонзилась в металлическую решетку, что отделяла их от озера и колдовского камня. Два столба со скрежетом вырвались из гнезд и полетели в воду. В образовавшуюся щель вполне мог пройти человек.
((НЕТ! НЕТ! ВЫПУСТИ НАС!!!))
— Тсата! Сюда!
Ткиурати обернулся на скрежет. Увидев путь к отступлению, он подбежал к решетке, на мгновение затормозив перед Кайку. Их глаза встретились: его — светло-зеленые и ее — демонически красные. Она сунула ему в руки мешок с взрывчаткой.
— Ты первый.
Он не задавал вопросов и не пререкался. Просто прыгнул, надеясь, что озеро достаточно глубокое, чтобы не разбиться о дно. Кайку услышала всплеск. Первый воркун выбежал из-за поворота тоннеля и по-кошачьи помчался к ней. Остальные задержались только на секунду.
Кайку взмахнула рукой, и решетки боковых тоннелей лопнули и зазвенели о камень. Пленники торжествующе взревели и хлынули из своих темниц. Но в этот момент Кайку уже летела вниз. Воркуны наткнулись на дикую, обезумевшую толпу бывших узников, которые совершенно не дорожили своими жизнями. Воркуны и Погонщики, которые прибежали позже, оказались лицом к лицу с десятками гротескных существ, жаждавших только одного — крови.
Их смерть оказалась столь же малоприятной, сколь и жизнь пленников.
