Наталья Резанова - Шестое действие
– Команда подняла бунт?
– Да. Они не хотели идти через два океана. Опасно, и полная неизвестность впереди. Я ничего такого себе и представить не могла, привыкла к тому, что решения капитана выполняются беспрекословно. А Тревор… он должен был заметить, что команда недовольна. Но не заметил. Наверное, потому, что с ним была я… Последний порт, в который мы заходили перед уходом в открытое море, был Вальграм. И не успели мы удалиться от побережья на сутки, как они взбунтовались. По большей части это были те, кого Тревор набрал недавно, но во главе был Квинел, его помощник. Не знаю почему. Может, ему не давали покоя истории про Пиратские войны. Или… – Мерсеру показалось, что она собирается сказать: «Ему нужна была я», но Анкрен предпочла проглотить конец фразы. – Все произошло очень быстро. Сейчас я, наверное, сумела бы спасти себя и мужа, а тогда… Конечно, я пыталась сопротивляться, но меня слишком долго воспитывали в понятиях чести. Я не умела отвечать на подлость еще большей подлостью. Короче, меня оглушили, уволокли в каюту. Но хоть какая-то польза от этого удара была. Я ничего не чувствовала и не знаю, один Квинел меня насиловал или были и другие. Когда я очнулась, то была в каюте одна… в нашей каюте, в капитанской, которую Квинел уже считал своей. Платье на мне было разорвано, из уха вырвали серьгу, я с трудом шевелилась. Дверь оставили незапертой, никто меня не опасался, и я как-то выбралась на палубу. И сразу увидела Тревора. Его повесили на рее. А «Гарфанг» сменил курс и прямым ходом шел назад, к эрдским берегам. Я смотрела, как труп моего мужа качается на ветру, и по-прежнему ничего не чувствовала. Вообще ничего. Как будто все чувства во мне умерли. Но вместе с ними умерли и запреты. И то, что было заперто, высвободилось. Помнится, я говорила тебе: чтобы навести на человека морок, не нужно смотреть ему в глаза. Не обязательно вообще смотреть на него. Главное – дотянуться до его сознания. А я могла дотянуться до всех них сразу… странно, я обнаружила, что такие люди очень слабы. Никакой опоры, никакого сопротивления. Только гниль и труха внутри… Там, к востоку от Вальграма, где мы находились, есть опасная скальная гряда. Я помнила, мы с мужем хорошо изучили карты. Но в дневное время, даже при неблагоприятном ветре, можно их обойти. Был как раз день… но я сделала так, что никто из них не увидел скал впереди. А когда убедилась, что шхуна идет прямо на камни и свернуть невозможно, прыгнула за борт. В отличие от них, я умела плавать. Я слышала, как они кричат, бранятся, зовут на помощь… Помочь я им не могла, даже если б захотела. Я думала, они все утонули тогда… до нынешней ночи… Может, Рухт врал, что он спасся один, и есть кто-то еще. А я к ночи доплыла до берега. Провалялась до утра на прибрежной гальке, а потом встала и пошла в Гормунд. Теперь мне было наплевать на прежние правила, я пользовалась Даром без зазрения совести, чтобы есть, пить, добывать деньги и ночлег. Должно быть, я была слегка не в себе, потому что плохо помню этот путь. Добравшись до матери, я свалилась в лихорадке и месяц не вставала. Мать рыдала сутками. Из-за того, что я могла умереть… но больше из-за того, что я сделала. Я не скрыла этого от нее. И она все время каялась в том, что погубила меня, передав эту проклятую кровь Брекингов. Неважно, что у нее никаких особых способностей не было. Она плакала, винила себя, меня, Тревора за то, что меня послушал, не винила только отца. А через месяц, когда я пришла в себя, мы получили известие о судьбе отца и «Талиты». В Ниппоне опять было восстание, и отец каким-то образом пробрался со своего острова на большую землю для того, чтобы передать мятежникам оружие. Вряд ли он сделал это из-за денег… только из-за денег. Его схватили и казнили. Григан на «Талите» пытался его отбить, но по кораблю открыли огонь… он затонул. Несколько человек спаслись на шлюпке, их подобрал голландский бриг. Когда я собиралась на поиски отца, его не было в живых уже около года. И если б я подождала пару месяцев, то и так бы это узнала, а Тревор бы не погиб.
Но это еще не все. Вскоре стало ясно, что я беременна. И я не знала, чей это ребенок. Я хотела от него избавиться, но мать воспротивилась. Она говорила, что любое убийство – грех, но самый страшный грех – это погубить невинного нерожденного младенца. Мне было, в общем, все равно: одним грехом больше, одним меньше. Но я сказала: ребенок, конечно, ни в чем не виноват, но я не собираюсь, каждый раз глядя на него, гадать: родился ли он от моего мужа или от насильника. И мать нашла бездетную пару, которая согласилась забрать ребенка при условии, что я никогда не потребую его назад и не расскажу правды. Меня это вполне устраивало – тогда. Я родила девочку, и они забрали ее. Я думала, что больше не пожелаю ее увидеть. И ошиблась. После этого мать сообщила, что больше не выдержит такой жизни. Она решила уйти в монастырь, только так для нее есть надежда замолить свои и мои грехи. А я могу делать что хочу, единственно, в чем я должна поклясться, – не ступать больше на палубу корабля, слишком много несчастий море принесло нашей семье. Но я и сама этого не хотела. Мать постриглась в монастыре Отшельниц близ Эрденона. А я вышла на людей, которые свели меня с Тоби Мозером и Волчьей Пастью. И Анны Хайден, урожденной Деллинг, не стало. Я придумала себе новое имя, добавив в старое лишь одну букву. Анна – Анкен – Анкрен. На древнеэрдском «анкрен» означает «одиночка», «отшельница». Так же, как мать. Тогда мне это казалось чрезвычайно смелой и циничной шуткой. Понадобилось несколько лет, чтобы понять: я как была самонадеянной дурой, так и осталась. И что я страшно, мучительно тоскую по ним…
– Ты говорила, что виделась с ними.
– И не в первый раз, поверь…
– Значит, ты нарушила клятву.
– Вовсе нет. Моей дочери сейчас десять лет, и я для нее – дальняя родственница. Они терпят мои визиты, потому что каждый раз я оставляю им деньги. Моего Дара – или проклятия – она не унаследовала. Это изрядно утешает мою мать, больше ничем я ее утешить не могу, потому что при встречах мы изводим друг друга упреками. И ничего хорошего из этих встреч не получается. Но жить без них я не могу. Поэтому я никогда надолго не уезжаю из Эрда. И когда Олленше-Тевлис сказал, что велел убить меня и всех, кто со мной связан, я испугалась, что Вендель узнал, где они находятся. Поэтому бросилась к ним, не подумав о тебе. И так всегда… От меня одни несчастья – и мне, и другим. И не убеждай меня, что у меня Дар, что я способна на великие дела. Я не смогла спасти отца, сломала жизнь матери, погубила мужа и отреклась от дочери. Не слишком ли велика цена за морок? За ничто?
– Может быть, – отозвался Мерсер. – Но на свете мало людей, кому не пришлось в жизни платить слишком высокую цену. И если б ты не пыталась спасти отца и отомстить за мужа, не заботилась о матери и дочери, было бы хуже, поверь мне. Твою душу не надо спасать, она сама о себе заботится, несмотря на все потопленные корабли… Тебе следовало давно рассказать мне об этом. Так что хоть какая-то польза от проклятого тумана. Но скоро он рассеется, и мы отправимся дальше – вместе, как раньше. Так что попробуй отдохнуть и набраться сил.
