Наталья Резанова - Шестое действие
– Все, что ты сказал, верно. Мои предки были странные люди… и примечательные. Именно они сняли заклятие с тех земель, что нынче зовутся Открытыми, и уничтожили то окаянное Зеркало Истины в Заброшенной часовне, о котором ты слышал. И за это их не любили. Давным-давно Брекинги променяли камни родового замка на палубы кораблей и покинули страну, что не была им благодарна. Рыцари стали купцами и рассеялись по миру. Семья была большая. Я знаю, что у меня есть родственники в Норумбеге и Эстотиланде, может, и еще где-нибудь, но я их никогда не видела.
– Значит, все они в Дальних Колониях?
– Да. Когда говорят о Дальних Колониях, почему-то все думают о Новом Свете. Но по ту сторону Индийского океана, на островах, у империи тоже есть владения. Там я и родилась. Моего отца звали Микаэль Деллинг, он был арматором и капитаном торгового корабля. Точно так же, как родственники матери были моряками и судовладельцами, привыкшими брать свои семьи в плаванье. Лет до тринадцати я лучше знала Батавию и Гоа, где мы с матерью подолгу жили, чем Свантер и Гормунд. Но больше всего времени мы проводили в море. Отец редко возвращался в Европу, сбывал товары, взятые в Индии, на Тапробане и Мадагаскаре, через посредников. – Горечь в ее голосе исчезла. Анкрен улыбалась. Она была сейчас женщиной, рассказывающей ребенку сказку, и ребенком, который эту сказку слушает. – Он возил оттуда пряности, фарфор, кофе, хлопок и шелк, лекарственные снадобья, сандал и черное дерево, а из империи доставлял оружие, инструменты, кожу, меха. Отец много терял на том, что не все сделки осуществлял напрямую, но деньги его не очень волновали. Его больше притягивало все новое, что он видел и узнавал в тех странах: языки и обычаи, моря и города. Мир для него был как сундук с сокровищами; и всеми богатствами, что ему удалось добыть, он делился со мной – от невиданных в Европе цветов до столь же невиданных способов драться…
– Ты все время говоришь об отце, а о матери умалчиваешь. Нарочно?
– Нет, но так получается. Я была отцовой дочерью, и он был для меня, как для своей команды, первым после Бога. А мать?… Она была из Брекингов, но с радостью бы забыла об этом и мне ничего бы не сказала.
– Почему?
– Она была очень религиозна, и силы, с которыми Брекингам приходилось соприкасаться в прежние времена, считала дьявольскими. И ее мучило то, что во мне с детства начал проявляться Дар. Она считала его не Даром, а несчастьем, постигшим меня по ее вине, переданным с ее кровью. И она постоянно внушала мне, что я никогда, ни при каких обстоятельствах не должна этим пользоваться – ради спасения моей души и блага родителей. Отец ее поддерживал. Его, правда, волновала не столько моя душа, сколько безопасность. Я не должна была выдавать себя ни перед кем, даже перед преданными ему матросами. Моряки в большинстве своем страшно суеверны, хуже старух. Знаешь, почему почти все они носят серьги? Это оберег, чтобы не утонуть. И притом считают, что нельзя учиться плавать – чтоб меньше мучиться, если попадешь в крушение. Отец-то последнего обычая не держался – он плавать умел и меня выучил. А что до умения наводить мороки – тут я была послушна родителям. Мне и так было хорошо, меня все любили – зачем мне было притворяться кем-то еще? – Она немного помолчала. – И так было, пока мне не пошел четырнадцатый год. У отца появились новые планы. Ему было мало тех стран, что он уже знал, все предшествующие годы он мечтал попасть в Ниппон и собирал о нем сведения по крупицам. А Ниппон – это закрытая страна. Там и прежде иностранным купцам разрешалось высаживаться только в одном порту. Потом и это правило ужесточилось. Я в точности не знаю, из-за чего. В Ниппоне другая вера… Там были страшные междоусобицы, восстания… Они вроде бы считали, что к этому причастны христиане… Отец говорил, что это не так, купцы не стали бы действовать себе во вред, а гражданские войны наносят урон торговле. Короче, всем иностранцам разрешили селиться только на маленьком островке, соединенном с гаванью мостом, и всех, кто проходит по мосту, строго проверяли. При этом никому из факторов не позволялось держать при себе семью. Но от желающих все равно не было отбоя, потому что торговля с Ниппоном выгодна. И когда освободилась вакансия, отец решил занять это место. Свой корабль – «Талиту» – он передал помощнику, Герду Григану… ну да, – она печально усмехнулась, – так его звали. Он был человек немолодой, немного тугодум, но моряк хороший и преданный отцу. Григан доставил нас в Свантер, и мы с матерью остались там, а после переехали в Гормунд, потому что там жизнь дешевле. Раз в год приходила «Талита» с товарами и письмами от отца. И так продолжалось три года. А на четвертый «Талита» не пришла. И мы не знали ничего о том, что произошло, – в те воды заходит мало эрдских кораблей. Когда прошли все возможные сроки, за которые самый побитый бурей корабль способен сменить оснастку, я решила действовать. Отправиться к берегам Ниппона. Нет, не прибегая к своему Дару – я верила, что этого делать нельзя. И путешествовать сама по себе я тоже не собиралась. Я была глупа, но не настолько. У отца был друг, тоже торговый капитан, Тревор Хайден. Он был моложе отца, ему было в то время, я думаю, около сорока лет. Он постоянно навещал нас, когда бывал в Гормунде, и при всей своей глупости я поняла, что он меня любит.
– А ты любила его?
– Не знаю. Наверное, да… но не так, как он заслуживал. В любом случае, тогда я больше думала об отце. И когда Хайден сделал мне предложение, я согласилась, но с условием: после свадьбы мы отправимся искать отца.
– И он не был против?
– Против была моя мать – нет, не против моего замужества, но мое решение ее пугало. Однако я сумела ее переспорить. Тревор в качестве зятя ее устраивал, сама она полжизни плавала вместе с отцом – почему же я не могу этого сделать? Мы обвенчались с Тревором в Гормунде, тогда мне и вдели в ухо эту серьгу. У моряков серьги должны быть золотые или хотя бы позолоченные – чтоб не утонуть, а у их жен – серебряные, чтоб дождаться… такое там поверье. И мой муж стал готовиться к плаванию. Он никогда не совершал рейса, подобного задуманному, но его корабль – «Гарфанг», хорошая, крепкая шхуна – вполне мог его вынести. А вот команда… Незадолго перед этим на «Гарфанге» была эпидемия гнилой горячки, многих матросов пришлось списать на берег и набрать новых. Я не задумывалась над этим обстоятельством, а оно решило все.
Она снова умолкла. Продолжать ей явно не хотелось. И Мерсер уже понимал причину.
– Команда подняла бунт?
– Да. Они не хотели идти через два океана. Опасно, и полная неизвестность впереди. Я ничего такого себе и представить не могла, привыкла к тому, что решения капитана выполняются беспрекословно. А Тревор… он должен был заметить, что команда недовольна. Но не заметил. Наверное, потому, что с ним была я… Последний порт, в который мы заходили перед уходом в открытое море, был Вальграм. И не успели мы удалиться от побережья на сутки, как они взбунтовались. По большей части это были те, кого Тревор набрал недавно, но во главе был Квинел, его помощник. Не знаю почему. Может, ему не давали покоя истории про Пиратские войны. Или… – Мерсеру показалось, что она собирается сказать: «Ему нужна была я», но Анкрен предпочла проглотить конец фразы. – Все произошло очень быстро. Сейчас я, наверное, сумела бы спасти себя и мужа, а тогда… Конечно, я пыталась сопротивляться, но меня слишком долго воспитывали в понятиях чести. Я не умела отвечать на подлость еще большей подлостью. Короче, меня оглушили, уволокли в каюту. Но хоть какая-то польза от этого удара была. Я ничего не чувствовала и не знаю, один Квинел меня насиловал или были и другие. Когда я очнулась, то была в каюте одна… в нашей каюте, в капитанской, которую Квинел уже считал своей. Платье на мне было разорвано, из уха вырвали серьгу, я с трудом шевелилась. Дверь оставили незапертой, никто меня не опасался, и я как-то выбралась на палубу. И сразу увидела Тревора. Его повесили на рее. А «Гарфанг» сменил курс и прямым ходом шел назад, к эрдским берегам. Я смотрела, как труп моего мужа качается на ветру, и по-прежнему ничего не чувствовала. Вообще ничего. Как будто все чувства во мне умерли. Но вместе с ними умерли и запреты. И то, что было заперто, высвободилось. Помнится, я говорила тебе: чтобы навести на человека морок, не нужно смотреть ему в глаза. Не обязательно вообще смотреть на него. Главное – дотянуться до его сознания. А я могла дотянуться до всех них сразу… странно, я обнаружила, что такие люди очень слабы. Никакой опоры, никакого сопротивления. Только гниль и труха внутри… Там, к востоку от Вальграма, где мы находились, есть опасная скальная гряда. Я помнила, мы с мужем хорошо изучили карты. Но в дневное время, даже при неблагоприятном ветре, можно их обойти. Был как раз день… но я сделала так, что никто из них не увидел скал впереди. А когда убедилась, что шхуна идет прямо на камни и свернуть невозможно, прыгнула за борт. В отличие от них, я умела плавать. Я слышала, как они кричат, бранятся, зовут на помощь… Помочь я им не могла, даже если б захотела. Я думала, они все утонули тогда… до нынешней ночи… Может, Рухт врал, что он спасся один, и есть кто-то еще. А я к ночи доплыла до берега. Провалялась до утра на прибрежной гальке, а потом встала и пошла в Гормунд. Теперь мне было наплевать на прежние правила, я пользовалась Даром без зазрения совести, чтобы есть, пить, добывать деньги и ночлег. Должно быть, я была слегка не в себе, потому что плохо помню этот путь. Добравшись до матери, я свалилась в лихорадке и месяц не вставала. Мать рыдала сутками. Из-за того, что я могла умереть… но больше из-за того, что я сделала. Я не скрыла этого от нее. И она все время каялась в том, что погубила меня, передав эту проклятую кровь Брекингов. Неважно, что у нее никаких особых способностей не было. Она плакала, винила себя, меня, Тревора за то, что меня послушал, не винила только отца. А через месяц, когда я пришла в себя, мы получили известие о судьбе отца и «Талиты». В Ниппоне опять было восстание, и отец каким-то образом пробрался со своего острова на большую землю для того, чтобы передать мятежникам оружие. Вряд ли он сделал это из-за денег… только из-за денег. Его схватили и казнили. Григан на «Талите» пытался его отбить, но по кораблю открыли огонь… он затонул. Несколько человек спаслись на шлюпке, их подобрал голландский бриг. Когда я собиралась на поиски отца, его не было в живых уже около года. И если б я подождала пару месяцев, то и так бы это узнала, а Тревор бы не погиб.
