Вера Камша - От войны до войны
– Ты – Окделл, а я говорил с тобой, как с Приддом или с Карлионом, вот в чем беда… Ричард, как я мог тебе приказывать и даже просить?! В этом списке есть я, есть мой племянник и наследник, есть мои друзья, есть моя королева, но Окделлов на этот раз решено помиловать. Рокэ Алва – хороший покровитель, он сказал «нет», и Дорак вычеркнул и герцога Окделла, и его мать, и его родичей Лараков.
– Вычеркнул?
– Да, Дикон. Это известно, как и то, что за Катарину Ворон не просил…
Значит, они поссорились. До его прихода или позже? До осени далеко, Ворон успеет передумать… А если с ним поговорить? Но это значит выдать кансилльера… Или написать ему письмо? Левой рукой, с ошибками… Нарисовать слепую подкову. Рокэ подумает, что это – король Висельников…
– Рокэ спасет Ее Величество, – не очень уверенно и потому громко сказал Дик.
– У каждой любви есть предел, – вздохнул Штанцлер, – Рокэ Алва любил Катарину Ариго так, как мог… Другие женщины были бы счастливы, привязав к себе владыку Кэналлоа, но Катарина не такая, как все. Слава, успех, красота для нее ничего не значили. Алва для Ее Величества был и останется потомком предателя… Знаешь, Дикон, я почти жалею Ворона. У него есть все и нет ничего – ни друзей, ни родины, ни семьи…
Герцог Алва – гордый человек, он никогда не сдастся, но само его презрение к смерти говорит о многом. Ему нечего терять, и он ничего не хочет, кроме Катари, а ее он не получит. Я говорю не про тело – про душу. Рокэ достаточно умен, чтобы это понять, и еще… Он ненавидит нас, воюет с нами, но даже побеждая знает, что правда на стороне Алана и Эгмонта… По крови он – Человек Чести, а по рождению привязан к Олларам, и выбора у него нет.
Савиньяков, Варзов, даже марикьяров могут простить и принять. Алву – нет, потому что ненависть к предателю и предательству сильнее доводов рассудка… Ворон умеет показать, что ему все равно, но он живой человек. Он доказал всем, что он лучший в мире воин и полководец, но это ничего не изменило и не изменит… Он так и проживет свою жизнь с клеймом, потому он и не женится. Каким бы он ни был, он не хочет, чтоб его законные дети жили в таком же аду…
«У добра преострые клыки»… Когда-то Рокэ сказал именно так. Эти его пьянки, дружба с адуанами и бакранскими дикарями, отсутствие страха… Святой Алан, боятся все – даже отец, даже Робер, а Рокэ – нет…
– Он ищет свою смерть, а находит чужую, – тихо произнес эр Август, – его еще нельзя назвать безумным, но мне страшно думать, во что он превратится после смерти Катарины…
– Мы должны ее спасти, – выдохнул Дик.
– Ее спасет только смерть Рокэ Алвы… А его спасать уже поздно.
– Поздно?
– Если говорить о теле, Рокэ проживет еще годы и годы. Он завоюет Дораку и фельпцам Золотые земли, перебьет на дуэлях сотню глупцов, выпьет реки вина, но он мертв, Дикон… В отличие от тех, кого собрались убивать.
– Хорошо, – Дик слышал свой голос, но не совсем понимал, что именно он говорит, – хорошо… Я попробую…
– Пробовать нельзя. Нужно сделать. Или отказаться.
– Я сделаю… Мы фехтуем каждое утро.
– Сталь не годится. Ты не сможешь убить такого фехтовальщика даже в спину. И ты не должен попасть под подозрение. Это погубит, самое малое, твою семью, а может, и нас всех…
Дик не заметил, откуда Штанцлер достал кольцо. Оправленные в золото алые камни тревожно сверкали и переливались. Словно закат…
– Это кольцо принадлежало роду Эпинэ. Когда-то женщины Великих Домов предпочитали позору смерть из рук мужей и братьев. Если дважды нажать ногтем молнию, кольцо откроется. Там две маленькие крупинки. Каждой хватит на бутылку вина.
Это быстрая смерть и безболезненная. Человек ложится спать, утром его слегка лихорадит, он возбужден и весел, к вечеру возбуждение усиливается, со стороны он может показаться пьяным… Затем приходит сон… Вот и все. Ни мучений, ни кошмаров, ничего. Я хранил это кольцо для себя. Это трусость, Дикон, но я в молодости побывал в Багерлее. Не как заключенный, как спутник вдовствующей королевы, посещавшей узников… Я поклялся, что живым туда не попаду. Морис Эр-При об этом знал… Перед восстанием он подарил мне свое кольцо. Я не хотел брать, но Морис сказал, что, если понадобится, сумеет найти смерть на поле боя. Он ее нашел…
Ричард как зачарованный смотрел на старинный перстень, но протянуть руку и взять его не мог. Кансилльер понял и положил смертельную вещицу на стол.
– Не буду тебе мешать, Дикон. Пусть тебе подскажет твоя совесть и твое сердце. Если не сможешь, оставь кольцо на столе. В моем доме воров и предателей нет.
Если решишься, умоляю, будь осторожен! Талигойя не может потерять последнего Окделла. Я бы не просил тебя о помощи, но больше некого.
Штанцлер неуклюже повернулся и вышел. Как же он постарел за полтора года! Нужно решать. От того, что Дик будет сидеть и смотреть на золотую молнию, ничего не изменится. Все равно придется выбирать между чужими смертями. Или Катари и другие или эр.
На одной чаше весов были тысячи смертей, ад, в котором жили все Люди Чести и лучшая женщина этого мира, убийство отца, мертвый Оскар, затопленные деревни, повешенные пленники, а на другой… Пьяные слова, странная песня о том, что ушло, и Дарамское поле… Маршал учил оруженосца стрелять из пушки и смеялся. Потом были две лежащие на покрытых инеем травах птицы, и святая Октавия, похожая на королеву. Ричард любит Катари, но он НЕ ненавидит Ворона, наоборот… Святой Алан, почему так вышло?! Почему потомку Алана Окделла так трудно повторить подвиг предка?
«Вот и все», – сказал маршал. Что для него кончилось прошлой осенью? Штанцлер прав, Рокэ не хочется жить, а сотням, тысячам людей хочется. У них есть близкие, у них есть и еще родятся дети.
…Перстень пришелся впору, словно покойный мастер Бартолемью тщательно подогнал его по руке Повелителя Скал. Золотая оправа и алые камни. Не ройи – ройи в сумерках светятся. Говорят, им хватает света звезд, а может быть, они хранят в себе отсвет Заката. Молния – знак Эпинэ… Рокэ отпустил Иноходца, отдал ему коня Оскара. Красное и золото… Цвета Эпинэ и Ариго… Окделлы носят черные камни. Как и Алва.
2Ричард помнил, когда услышал о герцоге Алва впервые. Была осень, последняя счастливая осень в жизни Дикона Окделла, но тогда он этого еще не понимал, да и что мог понять шестилетний мальчишка, которому удалось подслушать разговор взрослых? Это потом услышанное обрело смысл, а тогда оно стало еще одним секретом, таким, как совиное гнездо под крышей амбара и случайно найденный тайник под лестницей, в котором, правду сказать, не было ничего, кроме пыли. И все равно Дикон любил тайны, потому и пробрался в старую часовню, куда отец и Эйвон увели гостей, хотя день выдался на редкость промозглым.
