Дэвид Кек - Небесное Око
Глава 28
На скале Тернгира
Вернувшись в палатку и смежив веки, Дьюранд моментально провалился в сон. Ему снилось, как что-то движется в темноте. Во мраке метались тысячи тысяч теней. Одна из них сейчас скользила по лагерю, продираясь между палаток, — жутковатое сочетание когтей и мышц. Плоская голова неповоротливого чудовища поворачивалась из стороны в сторону, ярко сверкали синие глаза. Наконец оно остановилось возле двух свежих могил, на мгновение замерло, а потом, неожиданно придя в движение, резко всадило когти в землю.
Тварь погружалась все глубже, энергично работая лапами. Дьюранд заметил, как в пасти сверкнули острые, как иглы, зубы. В земле мелькнул край желтой материи — саван, сшитый грубыми нитками из попоны. Тварь рванула когтями материю, и Дьюранд увидел белое как мел лицо покойника. Когти растянули синеватые губы мертвеца и разжали рот. Увиденное удовлетворило чудовище и оно, схватив за края савана, резко рвануло. Тело, намертво пригвожденное Бейденом, тряпичной куклой моталось в могиле, а чудовище все тянуло и тянуло его вверх. Тварь металась над могилой, издавая пронзительные вопли ярости, но единственное, что ей удалось вытащить на поверхность — край савана, в который было завернуто тело Эйгрина.
Дьюранд проснулся в желто-зеленой палатке, некогда принадлежавшей Керлаку, и, заморгав глазами, попытался вдохнуть немного воздуха через сломанный нос. Приподнявшись, воин осмотрел свой нехитрый скарб. Накидка, которую он надевал поверх доспехов, была холодной, задубела, словно мясницкий фартук, превратившись из зеленой в бурую. Щит покрывали глубокие царапины, а шлем — вмятины. По длинному клинку расползались паутинки ржавчины.
Сегодня отряду предстояло не только пережить еще один день турнира. Сегодня им надо было победить. Ожидание томило, хотелось поскорее выйти на ристалище.
В палатку скользнул красный лучик рассветного солнца и вместе с ним внутрь просунулась голова, украшенная богатой шевелюрой:
— Сэр. Я оруженосец сэра Берхарда. Гутред послал меня за вашей накидкой. Он очень ругался и сказал, что скорее сдохнет, чем позволит вам выехать на ристалище в грязном и выставить Ламорика дураком. Еще он сказал, что у вашей лошади нет попоны. Это так, сэр?
— Что?
Юноша, само воплощение святой невинности, моргая, глядел на Дьюранда.
— Да, точно. Попоны нет.
Молодой человек кивнул и скользнул в палатку, пропуская мимо ушей объяснения, в которые пустился Дьюранд. Они его не касались. Юноша наклонился, поднимая с пола перемазанную кровью и грязью накидку.
— Времени нет, — промолвил Дьюранд, понимая всю безнадежность попыток переубедить оруженосца. Юноша поднял собранные в кучу грязные вещи и попятился из палатки, не обращая внимания на уговоры Дьюранда. На прощание он вежливо улыбнулся воину и произнес:
— Завтрак готов.
Дьюранд снова оказался один. Глаза ел запах щелока, появившийся в палатке вместе с оруженосцем. Труд юноши был не из легких. Дьюранд улыбнулся — в жизни рыцаря есть свои преимущества.
Выйдя из палатки, Дьюранд первым делом глянул на пятачок, где они схоронили павших рыцарей. Холмик земли возвышался над могилой Эйгрина, расположенной на самом краю восточного утеса. Вспомнив о привидевшемся ночью кошмаре, Дьюранд быстрым шагом направился к могилам.
Увидев силуэты двух человек, Дьюранд замер. Перед ним стояли Дорвен и Ламорик, и Дьюранд молча склонился в поклоне.
— Здравствуй, Дьюранд, — промолвил молодой лорд.
— Доброе утро, ваша светлость. Здравствуйте миледи.
Дорвен хорошо играла свою роль. Даже после всего, что случилось, она казалось спокойной и расслабленной.
— Видел ли ты вчера моего брата? — спросил Ламорик.
— Я не… — запнулся Дьюранд.
— Я о брате. Его послал отец. Представлять Гирет на Великом Совете. Он приехал. Я его видел на трибуне.
— Я не…
— И все же он здесь. Лендест, наследник герцога Гиретского. Он достаточно мудр, чтобы не участвовать в турнирах и заговорах, когда дома столько дел, — Ламорик виновато посмотрел на жену. — Так было всегда. Он дома, а я — в пути. Он весь в заботах, а я — все развлекаюсь да баклуши бью, — молодой лорд кивнул на доспехи Красного Рыцаря. — Впрочем, какая разница. Я прав?
Дьюранд вспомнил о том, сколько всего он скрывает от своего господина.
— Это могила? — раздался чей-то голос.
У могильной насыпи в сиянии рассвета стоял лорд Монервейский. Его вопрос повис в воздухе, оставшись без ответа.
— Лорд Ламорик, после всего случившегося я должен…
— Морин, я далеко не всегда был тем, кого здравомыслящий человек желает видеть супругом своей сестры, — произнес молодой лорд, взяв Дорвен под руку.
Повисло молчание. Лорд Морин, видимо, решив оставить при себе все то, что собирался сейчас произнести, спросил:
— Почему вы решили ко мне присоединиться? Зачем… — он показал рукой на могилы. — К чему эти жертвы?
— У нас есть на то причина.
— Радомор.
— Он думает, что станет королем.
— За ним пойдут многие, — Морин кивнул, не вступая в спор.
— Если Рагнал потеряет корону, кое-кто очень обрадуется, если ее возложат на чело Радомора. Впрочем, если мы сегодня победим, нам нечего бояться.
— Почему?
— Если на турнире победит Радомор, он потребует, чтобы вы отдали ему свой голос на Совете.
Морин не стал возражать.
— Победив, он получит право потребовать от вас все что угодно, — продолжил Ламорик. — Если, конечно, Радомору под силу одолеть нас.
Морин надолго задумался.
— Он будет вправе требовать все, что угодно, — наконец задумчиво повторил он.
— Он возьмет с вас клятву чести.
— Я принес клятву, — прошептал Морин. — Будучи маршалом Северного войска, перед лицом государя и принца я торжественно пообещал соблюдать правила турнира. Свидетелем моей клятвы был главный герольд Эрреста Кандемар. Полтысячи рыцарей связаны узами клятв верности моему дому, равно как и я, — ибо дал слово заботиться о них. В своих землях я — верховный судья, вестник королевской справедливости. Мне приходится рассматривать тысячи дел, — лорд замолчал. — Я не могу отречься от клятвы.
— Этого не понадобится, — заверил Ламорик. — Мы не дадим Радомору победить. Ступайте к своим рыцарям. Расскажите обо всем тем, кто станет вас слушать. В этот день только от нас зависит: воссядет ли Радомор на престол или нет.
Морин опустил взгляд на могилу под ногами:
— Он был вашим другом, — молвил он.
— Эйгрин был себе на уме. И все же за всю свою жизнь я не встречал человека мудрее его.
Морин, кивнув, резко одернул плащ и, уходя, бросил:
— Что ж, будем биться так, чтобы его жизнь не стала бы платой всего лишь за один день отсрочки.
