Деннис Маккирнан - Рассветный меч
— Что ж, тогда пошли.
— А как быть с лошадьми? — спросил Бэйр.
— Мы возьмем только одну, — ответил Араван. — Остальные обучены отыскивать дорогу обратно в Эйлинхольт и Фелейнхольт.
Бэйр посмотрел в сторону, куда, согласно жесту Аравана, следовало идти лошадям, и заметил мягкое желтое свечение фонарей, пробивающееся сквозь лесные заросли.
— А зачем нам нужно брать с собой лошадь? — обратился он к Аравану.
— Если Валке не сможет летать, мне необходимо будет доехать до реки Нит и переправиться через нее, а оттуда до Большого Откоса. Затем мы направимся в Валон, где и раздобудем свежих лошадей.
— Тогда понятно, — ответил Бэйр. — Но знаком ли лошадям обряд перехода?
— Бэйр, конь будет подхвачен твоей аурой, точно так, как это происходит с Валке, а уж после этого животное будет знать, что делать.
Они выбрали самую бодрую и сильную лошадь серой масти, а остальных животных шлепками направили в ту сторону, где светились огни Фелейнхольта.
Когда Бэйр садился на выбранного коня, рядом полыхнула световая вспышка, послышался шелест крыльев, и Валке взлетел на его плечо.
Бэйр подумал и вынул из ножен Рассветный меч. Если дильваны встретят их на Митгаре — они ведь охраняли Дарда Галион, — то этот добрый символ избавит его от объяснений и подозрений.
А затем, погрузившись всем сознанием в знакомый ритуал, Бэйр начал песнопения. Голос его становился то высоким, то низким. Он мысленно представлял себе движения, которые обычно выделывали его ноги: шаг… поворот… пауза… пробежка… И лошадь тоже двигалась каким–то необычным для лошадей манером: она плавно и как–то загадочно переступала с ноги на ногу, копыта ее отбивали какой–то таинственный ритм. Конь со всадником вошли в какое–то облако, нависшее над полянкой, — нечто среднее между сгустившимся воздухом и водой. В этом облаке они кружили по полянке — из–за своей малости она не была ни лесом, ни полем, а чем–то средним. На небе тем временем забрезжил рассвет, лучи солнца, смешавшись со свечением стволов Старых Деревьев, наполняли пространство каким–то непонятным светом — ночь уже прошла, но день еще не наступил. Нечто среднее.
В это время лаэны, шедшие по дороге из Фелейнхольта, остановились и удивленно смотрели вслед лошадям, идущим из леса без всадников. Вдруг они услышали голос, речитатив, переходящий в пение. Они рванулись на голос и прибежали как раз вовремя, для того чтобы ясно рассмотреть всадника с черным соколом на плече и чем–то блестящим в руках, а над головой всадника мерцали крылья бесчисленного множества жаворонков, которые буквально заходились в радостных трелях. Через считанные мгновения и всадник, и сокол, и конь стали растворяться в воздухе, становясь все менее и менее реальными, и наконец исчезли. Стая жаворонков исчезла вместе с ними.
Эльфы посмотрели друг на друга глазами полными удивления, и вдруг раздался мягкий, четкий голос, нараспев выводивший:
Мерцающие птицы, серебряный клинок!
Встает заря, и вам пора на землю возвращаться,
Смотрите — эльфы в боевом строю,
Готовы до последнего сражаться.
Задуют ветры смерти, и безжалостное зло
Обрушится на мир, неся с собою скорбь и муку,
Но ни Адон великий, ни печаль, ни слезы
Зла страшного не остановят руку.
А потом кто–то вдруг зарыдал, поскольку пророчество Раэль сбывалось: над Митгаром нависла страшная угроза, а они ничего не могли с этим поделать, поскольку не могли перейти грань между Мирами.
На небольшой полянке с прозрачным озерцом посредине в рассветный час на Митгаре появился всадник с соколом на плече и серебряным мечом в руке. Он перешел прямо в Дарда Галион, и, подхваченные его аурой, тысячи жаворонков из Леса Старых Деревьев распевали песни, которых на Митгаре не слышали уже пять тысячелетий. Их трели оповещали о начале нового дня, поскольку наступил действительно новый день, день двадцать пятого января одна тысяча десятого года Пятой эры Митгара.
Юноша с птицей на плече находился на расстоянии примерно трехсот лье к северу от острова Арбалин, где им предстояло начать долгое морское путешествие и преодолеть четыре тысячи шестьсот лье.
И Рассветный Всадник с соколом на плече и мечом в руке вступил на Митгар, которому угрожала страшная опасность. А до наступления Триады оставалось еще пятьдесят пять дней и еще один день, рассвет которого только–только наступал.
Глава 47
МИТГАР
ЯНВАРЬ 5Э1010
(настоящее время)
В тот момент когда Бэйр появился в рассветный час посреди лесной поляны в Дарда Галион, а серебряные жаворонки в небе выводили заливистые трели, в лесу вдруг явственно прозвучал сигнал эльфийского горна и громкое эхо многократно повторило его. Это был сигнал сбора. Бэйр, пришпорив лошадь, поспешил на зов. Проехав примерно полмили, он увидел перед собой белые с соломенными крышами домики, сгрудившиеся на поляне среди леса, как птенцы в гнезде. И в самом центе поселения собрались эльфы — дильванские эльфы — верхом на конях, в доспехах и при оружии, готовые выступить в поход. Увидев Бэйра, выехавшего из–за деревьев, эльфы вскрикнули от удивления — Рассветный Всадник с серебряным мечом оказался среди них, а серебряные жаворонки громко и радостно заливались в небе.
Один из всадников, высокий золотоволосый лаэн, поскакал вперед, чтобы встретить и приветствовать юношу. В этот момент Валке соскочил с плеча Бэйра и спланировал на землю.
— Хал! — воскликнул лаэн. — Я Ванидар Серебряный Лист. А ты наверняка?..
В этот момент сверкнула вспышка платинового света, лошади в испуге встали на дыбы, а Серебряный Лист удивленно вскрикнул, увидев Аравана на том месте, где только что сидел сокол. Араван широко улыбнулся Ванидару и сказал:
— Приветствую тебя, мой давний друг.
Серебряный Лист соскочил с коня и обнял эльфа, а затем, не разжимая объятий, лишь слегка отстранившись, чтобы видеть лицо друга, спросил:
— Как все это могло случиться, Араван? Ведь ты, насколько мне известно, не обладал способностью менять облик.
Араван поднял руку, как бы останавливая этим жестом поток вопросов, готовых сорваться с языка Серебряного Листа, и, когда тот разжал наконец объятия, произнес:
— Как я рассказывал уже алору Таларину…
— Таларину! Но он давно отбыл в Высший Мир.
— Ты прав, Ванидар, от там и находится. Однако, как я говорил ему семь дней назад, это очень длинная история, чтобы рассказывать ее сейчас, когда у нас совсем нет времени.
