Джуд Фишер - Колдовская магия
Саро непонимающе огляделся.
Фабел наклонился к нему и тихо пояснил:
— Они носят на ногах кандалы, Саро, чтобы не сбежали, и, если корабль переворачивается… сам понимаешь.
Юноше тут же представилась кошмарная картина: десятки перепуганных мужчин и женщин пытаются вытащить ноги из железа, пока их поглощают жадные воды Южного океана… а кругом обломки разбитого в щепы корабля, грохочущие волны, глаза несчастных рабов вылезают из орбит, рты разинуты в диком крике, и море уже заполняет любое отверстие, не важно, живое или нет…
К тому времени как Саро избавился от жуткого видения, один из купцов уже вел рассказ о том, как их караван с грузом ковров из Цирцезии был буквально затоптан огромным табуном диких лошадей, мчавших что есть силы со стороны Хребта.
— Лучшие ковры в мире превратились в никому не нужные тряпки! — закончил он с возмущением, но Саро поежился.
Лошади, убегающие от Хребта? Действительно странно.
— Я слышал, как гигантский змей поднялся из Южных Пустынь и целиком поглотил йеку… — начал кто-то из караванщиков.
— Змей! — рассмеялся другой. — Нелепость какая!
— Я тоже слышал эту историю, — выкрикнул еще один купец. — И еще хуже!
Он тут же поведал необыкновенную историю о том, как орел украл ребенка на Тилсенской равнине и унес его на широких крыльях в таинственные глубины Золотых гор.
— Выхватил прямо из рук несчастной матери! — воскликнул купец. — А крылья у него размером с эту комнату!
— Я не видел гигантских орлов, когда был в горах, но знаю, что от Красного Пика поднимаются облака пара, — тихо прервал тот самый не представившийся темнолицый человек, и за столом тотчас прервались разговоры, все навострили уши, пытаясь расслышать его слова, даже несмотря на то что гора, извергающая дым, не казалась таким уж чудом по сравнению с гигантскими змеями и прочими монстрами. — Я видел это сам, всего пять дней назад…
Красный Пик находится в глубине Золотых гор. Саро гадал, что этому человеку могло понадобиться в таком отдаленном районе. И кстати, как он смог присоединиться к каравану, который двигался с севера на юг?
— Но Красный Пик потух двести лет назад! — воскликнул Фабел.
«Безымянный» бросил на него ироничный взгляд.
— Может быть — но я чувствовал, как подо мной шевелится земля, и решил не оставаться там, чтобы узнать больше. Гнал лошадь, пока она не сломала ноги, так что пришлось покупать другую клячу у жителей холмов на Фаремских скалах.
Фавио Винго поднял бровь:
— Странно, что они стали торговать с тобой. Тамошние племена не питают к истрийцам горячей симпатии.
Его собеседник снисходительно улыбнулся. Покопался в складках туники и вытащил кошель, высыпав содержимое на стол.
Перед глазами собравшихся заиграл настоящий водопад из ярких камней, свечи мерцали на грубых гранях кристаллов величиной с глазное яблоко.
Саро передернуло. Камни настроения. Он узнал бы их где угодно.
— Возьми один, — предложил человек Фавио.
Фавио выбрал самый большой осколок, размером примерно с куриное яйцо. Соприкоснувшись с его кожей, камень вспыхнул темно-синим неестественным светом с какими-то еще более темными фиолетовыми прожилками.
Камень в кожаном мешочке, спрятанный на груди Саро под туникой, начал пульсировать, будто войдя в резонанс… или просто так сильно забилось сердце юноши? Фавио выронил камень, будто обжегся.
— Что, во имя пламени Фаллы, это такое?!
Темнолицый рассмеялся и забрал камень. В его ладони тот превратился в оранжевый, сияющий, как уголек.
— Кочевники называют их камнями настроения, — сказал он. — Их гранят, чтобы придать достойный вид, и вставляют в безделушки, которые можно купить своей женщине и угадывать ее настроение. Очень популярно при дворе — как я слышал, оказывает неоценимую помощь при совращении! Но люди с холмов у Фаремских скал называют их «слезами Богини» из-за какой-то сказки о том, как эта Богиня плакала по потерянному брату, или любовнику, или еще что-то в этом роде. Они говорят, что камни являются проводником ее мощи. Тот парень, у которого я купил лошадь, много распространялся на тему их чудесных возможностей и продал мне свою лучшую клячу за пару камешков, так что я не жалуюсь.
— Можно мне?
Фабел протянул руку, и мужчина уронил в нее камень.
Тот тут же потерял яркость, окрасившись мрачным охряным цветом.
Фабел скорчил рожу:
— Не совсем похоже на меня.
Темнолицый рассмеялся:
— Я бы сказал, что у вас в душе присутствует какое-то беспокойство…
Фабел быстро посмотрел на него и кинул камень обратно. В руках темнолицего тот вновь ожил.
Потом, словно почувствовав пристальный взгляд Саро, человек с камнем повернулся к юноше:
— На-ка, возьми, сынок. Посмотрим, какие восхитительные цвета ты сможешь из него выманить.
Саро отшатнулся.
— Кажется, мне надо выйти! — быстро проговорил он и выбежал из комнаты, зажимая рот, будто его вот-вот вырвет.
Вслед неслись крики:
— Освободи себе в брюхе место, малец! Нам еще предстоит много выпить!
Кто-то из купцов рассмеялся:
— Лучше потренируйся, юнец! — и добавил, обращаясь к Фавио: — Вы что здесь, девчонок выращиваете?
В коридоре Саро прижался лбом к прохладной стене и подождал, пока успокоится бешеное биение пульса.
Он вспомнил ужас старой кочевницы-целительницы, когда она увидела камень настроения на его шее, и как она назвала его «камнем смерти». Тогда он увидел в ее разуме белое сияющее вещество, совершенно непохожее на осколки, с которыми игрались мужчины на пиру. «Я дурак, — думал Саро, — мне надо было коснуться камня, посмотреть, как он меняет цвет, и отдать обратно, дать им вволю пошутить и посмеяться».
С такой мыслью юноша добрался до нужника, облегчился, вымыл лицо и руки.
Над загоном для скота ухала сова, и низкий вибрирующий звук с неприятной ясностью разносился в ночном воздухе. Минутой позже, словно в ответ на крик ночной птицы, где-то в отдалении раздался дикий вой, который заставил волосы встать дыбом на голове.
Саро замер, прислушиваясь, но звук не повторился, и юноша гадал, не существовал ли тот только в его воображении. На холмах вокруг Алтеи не водилось волков уже целые поколения, потому что их истребили еще во времена прадедушки Саро. И сам юноша видел подобного зверя единственный раз, когда рассматривал волчью голову на стене в комнате отца — охотничий трофей, теперь жутко поеденный молью и засыпанный пылью, мало чем напоминавший о том сильном, гордом животном, которому когда-то принадлежал.
