Стивен Эриксон - Полуночный Прилив
— Теперь придется искать нового телохранителя.
— О, нет, — сказала Шенд, усевшись прямо. — Даже не думай. Мы и так развратились…
Теол поднял брови: — Во всяком случае, Аблала сейчас нашел ту, которая очень нуждается в нем…
— Идиот. Она мертва. Она неспособна на чувства.
— Неправда. Или, скорее, нуждается в нем нечто внутри нее. Очень нуждается. Я к тому, что пора о нем забыть. Дела не ждут.
— Мы пытались следовать твоему списку. Половины компаний не существует. Ты нас надул, Теол. Мы подумали, что вообще все — большая ложь.
— Что за вздорные обвинения. Да, я кое-что присочинил, но лишь чтобы занять вас. К тому же мы теперь богаты. Так ведь? Богатство за пределами самых диких ваших грез. До сих пор мои советы были безупречными. Акции скольких ссудных касс вы держите?
— Всех крупных, — признала Шенд. — Но не контрольные пакеты…
— Неверно. Сорока процентов достаточно, вы сами понимаете.
— Как это?
— Потому что у меня по двадцать. Или у моих агентов, включая Багга. Мы готовы посеять хаос в Палате, дорогие мои.
Он увидел, что привлек их внимание. Даже Риссарх села прямо. В обращенных на него взорах забрезжила заря понимания.
— Когда? — спросила Хеджан.
— Так — то лучше. Это совсем другой вопрос. Ветерок новости принес, и если бы вы были в нормальном состоянии, вы уже уловили бы их. Подруги мои, кажется, Летер начал войну.
— Тисте Эдур?
— Точно.
— Отлично! — Шенд застучала кулаком по столу. — Ударим сейчас, и все повалится!
— Вероятно. И катастрофично. Вы хотите, чтобы Эдур прошли маршем, сжигая все на пути?
— Почему бы нет? Тут все и так прогнило!
— Потому, Шенд, что как ни плохи дела — а они плохи, согласен — они могут пойти еще хуже. Например, если Тисте Эдур выиграют войну.
— Постой-ка, Теол! План в том и состоял, чтобы устроить коллапс! А теперь ты на попятную пошел. Неужели ты настолько глуп, что думаешь — Эдур выиграют войну без нашей помощи? Никто не побеждал Летер. Никто и никогда. Но если мы ударим сейчас…
— Все это хорошо, Шенд. Но лично я не верю, что Эдур окажутся идеальными завоевателями. Что помешает им насадить каждого летерийца на меч или обратить нас всех в рабство? Что помешает им разорить все города, села и деревни? Одно дело — обрушить экономику, тем вызвав некие реформы, переоценку ценностей и все такое. Совсем другое дело — вести Летер к геноциду.
— Почему? — бросила Риссарх. — Они — то не колебались, развязывать ли геноцид. Сколько тартенальских сел сожжено напрочь? Скольких детей нереков и фараэдов насадили на копья, скольких угнали в рабство?
— Ты желаешь опуститься до их уровня? Зачем подражать худшим проявлениям этой культуры, если ты сама от такого приходишь в ужас? Дети корчатся на копьях — ты намерена в отместку устроить то же самое? — Он оглядел каждую по очереди; женщины молчали. Теол провел пятерней по волосам. — Обдумайте противоположную ситуацию. Если хотите, гипотезу. Летерас объявляет войну во имя свободы и тем оказывается на уровне высокой морали. Как вы на это посмотрите?
— С отвращением, — сказала Хеджан, разжигая трубку. Лицо ее скрыли клубы дыма.
— Почему?
— У них нет никакого «уровня морали», потому что они совершали акты геноцида. Что до тираний — Летер осуждает их лишь тогда, когда тирании действуют вразрез с торговыми интересами летерийцев. Поэтому все призывы к чести и достоинству вызывают недоверие.
— Очень хорошо. Я обдумал все ваши аргументы, и могу сказать лишь одно: летерийцы для вас прокляты, если что-то делают, и прокляты, если ничего не делают. Иными словами, дело в доверии. Прошлое располагает к спонтанной подозрительности. В настоящем мы можем предпринять попытки восстановить доверие, а будущее ожидает доказательств искренности этих попыток.
— Гипотезы, Теол, — устало отозвалась Шенд. — Нам-то что делать?
— Наша ситуация проста, как и казалось вначале. Парадигмы редко меняются волевым усилием. Они меняются вследствие наступающего хаоса, когда рушатся пороги и самые мерзкие черты нашей натуры нападают толпой, стремясь придать нужную форму переделке существующего порядка. Каждому из нас следует быть бдительным к себе.
— О чем ты толкуешь, во имя Странника? — спросила Шенд.
— О том, Шенд, что разумные основания не позволяют нам устроить коллапс Летера прямо сейчас. Надо понять, к чему склонится ход войны.
— Разумные основания? Кому это нужно? Наш мотив — МЕСТЬ. Летер желает уничтожить еще одно племя. Я хочу помешать.
— Не считай Тисте Эдур слабыми. Сейчас нашим приоритетом должна быть тайная эвакуация несчастных Должников — нереков, фараэдов и Тартеналов. На острова. На мои острова. Остальное может подождать, должно подождать — и подождет. Пока я не скажу иного.
— Ты предаешь нас.
— Нет. У меня даже нет задней мысли. Я сознаю влияние алчности, на котором построена родная цивилизация, сознаю подоплеку речей о справедливой судьбе и неколебимом единстве.
— Почему ты думаешь, — спросила Хеджан, — что Тисте Эдур могут выиграть там, где проиграли все другие?
— Выиграть? Это слово меня тревожит. Могут они оказаться трудным и даже грозным врагом? Думаю, да. Их цивилизация стара. Намного старее нашей. Их золотой век давно, давно миновал. Они живут в страхе, видя в растущем влиянии и богатстве Летера угрозу, некое неофициальное соревнование культур. Летер — яд, развращающее влияние; как следствие, Эдур стали окапываться и готовиться к войне. Чувствуя отвращение к видимому будущему, они повернулись к нему спиной и ныне грезят только о прошлом. О возвращении былой славы. Даже если Летер предложит руку помощи, они увидят в этом предложение сдачи. Гордость не даст им согласиться. Или иначе: эта рука означает для них нападение, ее нужно отрубить и сплясать на крови. Самое худшее для Эдур — выиграть войну. Как-то завоевать нас, стать оккупантами.
— Этого не будет. А если и будет — они не хуже нынешних.
Теол бросил короткий взгляд на Хеджан, пожал плечами: — Вопросы ожидают разрешения. Пока — оставайтесь бдительными. У нас еще много дел. Что случилось с той женщиной из нереков и ее детьми?
— Мы отправили их на острова, — ответила Шенд. — Они ели больше, чем она могла приготовить. Толстели. Грустная картина.
— Ну, уже поздно. Я голоден, так извините — ухожу.
— А что с Аблалой? — спросила Риссарх.
— А именно?
— Мы хотим его назад.
— Боюсь, слишком поздно. Вот что бывает, если потеряна бдительность.
И Теол поспешил убраться.
Проходя по тихим улочкам к дому, он обдумывал свои слова. Признавался себе, что испытывает колебания. Слухи содержали немало загадок, что и позволило ему предвещать: эта война будет не похожа на другие войны Летера. Столкновение воль и желаний, а под их покровом — орда сомнительных допущений и подозрительных сантиментов. В этом война походит на все предыдущие. Но сейчас исход неясен, речи о победе звучат уклончиво и смущенно.