Джо Аберкромби - Красная Страна
— А что насчет моей доли? — Кантлисс локтями пробился мимо Свита и уставился вверх. — Это я сказал, что там повстанцы! Я отыскал тех ублюдков!
— Точно, это были вы! — сказал Коска. — Вы истинный пророк-детокрад, и мы обязаны вам всем нашим успехом!
Налитые кровью глаза Кантлисса засветились огнем жадности.
— Так… что я получу?
Дружелюбный шагнул сзади, безобидно накинул петлю ему на шею, и когда Кантлисс оглянулся, Джубаир потянул его всем своим весом на веревке, которая была перекинута через балку, выступающую из стены сломанной башни. Пенька терлась, когда бандит оторвался от земли. Одна нога выпнула фонтан черных капель из чернильницы на бухгалтерскую книгу Сворбрека, и писатель вскочил, побледнев, когда Кантлисс с выпученными глазами трогал сломанной рукой петлю.
— Оплачено сполна! — крикнул Коска. Некоторые наемники не очень искренне закричали. Пара засмеялась. Один кинул огрызок яблока и промазал. Большинство лишь слегка приподняли брови.
— О Боже, — прошептал Темпл, теребя нитки на пуговицах и уставившись на просмоленные доски под ногами. Но он все еще мог видеть тень Кантлисса. — О Боже.
Дружелюбный обернул веревку вокруг ствола дерева и завязал узлом. Хеджес, который собирался направиться к фургону, прокашлялся и ретировался, больше не улыбаясь. Шай сплюнула через щель между зубами и отвернулась. Ламб стоял и смотрел, пока Кантлисс не перестал извиваться, одна рука отдыхала на рукояти меча, который он взял у Людей Дракона. Затем он хмуро посмотрел в сторону двери, через которую увели Савиана, и отбросил объеденную кость цыпленка в грязь.
— Семнадцать раз, — сказал Дружелюбный, хмурясь.
— Семнадцать раз чего? — спросил Коска.
— Он дернулся. Не считая последнего.
— Последний был скорее судорогой, — сказал Джубаир.
— Семнадцать — это много? — спросил Старик.
Дружелюбный пожал плечами.
— Средне.
Коска посмотрел на Свита, седые брови высоко поднялись.
— Я так понял, вы что-то говорили о доле?
Старый скаут смотрел, как Кантлисс качается назад и вперед, крючковатым пальцем мягко ослабил воротник и снова предпочел легкий путь.
— Мы, наверное, забыли. Полагаю, я просто отправлюсь в Криз, если вам все равно.
— Как пожелаете. — Под ними первый человек в очереди открыл свой тюк и вывалил на стол золото и серебро в блестящую кучу. Генерал-капитан напялил свою шляпу и поправил поля.
— Счастливого путешествия!
Возвращаясь Назад
— Ебаный старый говноеб! — ворчал Свит, ударив палкой ветку, что висела поперек дороги, окатив себя фонтаном снега. — Ебаный Членомо Хуёска! Ублюдочный старый жопоеб!
— Вроде это ты уже говорил, — пробормотала Шай.
— Он говорил: «Старая жопа ублюдкоёба», — сказала Плачущая Скала.
— Моя ошибка, — сказала Шай. — Это совершенно другое.
— Ты, блядь, не согласна, что ли? — бросил Свит.
— Нет, согласна, — сказала Шай. — Он адское хуйло, ладно.
— Говно… блядь… говно… блядь… — Свит пнул свою лошадь и в гневе хлестнул по стволу дерева, мимо которого проезжал. — Я сочтусь с этим объеденным опарышами ублюдком, точно говорю!
— Забудь, — проворчал Ламб. — Некоторые вещи нельзя изменить. Надо быть реалистом.
— Там украдена моя пенсия!
— Ты все еще дышишь, так ведь?
— Легко тебе говорить! Ты не терял состояние!
Ламб посмотрел на него.
— Я много чего потерял.
Свит пожевал ртом мгновение, потом последний раз крикнул: «Блядь!» — и забросил палку в деревья.
Опустилась холодная и тяжелая тишина. Скрипели железные ободья фургона Маджуда; какие-то незакрепленные части аппарата Карнсбика позади стучали под парусиновой тряпкой; и копыта лошади хрустели по снегу на дороге, изборожденной дельцами, текущими из Криза. Пит и Ро лежали сзади на одеяле, прижавшись лицами друг к другу, умиротворенные сейчас, во сне. Шай смотрела, как они покачивались, когда оси двигались.
— Похоже, у нас получилось, — сказала она.
— Ага, — сказал Ламб, но выглядел он далеко не радостным. — Похоже на то.
Они миновали еще один изгиб, дорога еще раз вильнула назад, спускаясь вниз с холмов, ручей был наполовину замерзшим, белый лед намерз зубъями с каждого берега, почти встречаясь в середине.
Шай не хотела ничего говорить. Но раз мысль засела в ее голове, она никогда не могла долго ее там держать, а эта мысль колола ее с тех самых пор, как они покинули Бикон.
— Они будут пытать его, да? Задавая вопросы.
— Савиана?
— Кого же еще?
Покрытое шрамами лицо Ламба немного изогнулось.
— Это факт.
— Не очень приятный.
— Факты часто такие.
— Он спас меня.
— Ага.
— И тебя.
— Это правда.
— И что, блядь, мы в самом деле его оставим?
Лицо Ламба снова скривилось, челюсти сжаты, он хмуро посмотрел на местность впереди. Деревья становились тоньше, когда они съехали с гор; луна, толстая и полная в чистом усеянном звездами небе разливала свет по высокому плато. Большое плоское пространство сухой грязи и колючего кустарника выглядело так, словно в нем никогда не было жизни, все наполовину покрытое искрящимся снегом. По центру, прямая, как разрез мечом, белела полоса старой имперской дороги — шрам на местности, клонящийся в сторону Криза, заклиненного где-то в черной череде холмов за горизонтом.
Лошадь Ламба замедлилась до шага, потом остановилась.
— Нам остановиться? — спросил Маджуд.
— Ты сказал мне, что будешь моим другом на всю жизнь, — сказал Ламб.
Торговец моргнул.
— И я так и думал.
— Тогда езжай дальше. — Ламб повернулся в седле и посмотрел назад. За ним, где-то высоко в изогнутых, покрытых лесом гребнях было зарево. Огромный костер наемников был разведен в центре Бикона, чтобы осветить их праздник. — Здесь хорошая дорога и хорошая луна, за которой можно ехать. Езжайте всю ночь быстро и не сворачивайте, и вы доберетесь до Криза завтра к темноте.
— Зачем спешить?
Ламб глубоко вздохнул, посмотрел в звездное небо и ворчливо выдохнул пар.
— Будут проблемы.
— Мы возвращаемся?
— Ты нет. — Тень его шляпы упала на лицо, когда он посмотрел на нее, так что его глаза были лишь двумя проблесками. — Я еду.
— Чего?
— Ты берешь детей. Я возвращаюсь.
— Ты так и собирался поступить с самого начала?
Он кивнул.
— Ты просто хотел увести нас подальше.
— У меня было немного друзей, Шай. И еще меньше раз я поступал правильно. Можно пересчитать по пальцам одной руки. — Он повернул левую руку и посмотрел на обрубок пальца. — Даже по этой. Вот как все должно быть.
