akchisko_san1 - Рики Макарони и Вестники Ниоткуда
Селена посоветовала ему чаще бывать на свежем воздухе, а ребята предлагали любую помощь, разумеется, кроме того, чтобы чертить! Никто не владел такими графическими навыками, да и особой любви к астрономии друзья Рики не питали. Так что приходилось ему подолгу просиживать в штабе одному, скрупулезно вымеряя фольгу линейкой, прежде чем отметить на ней одну точку за десять минут, если не больше.
Маленькая русалка, в сравнении с прошлым годом, приплывала реже. Она объяснила, что должна посещать какие‑то собрания вместе с другими малышами; для себя Рики понял, что она теперь тоже учится в школе. Обычно малышка приплывала по вечерам, «сразу после того, как проснусь», — говорила она.
Как оказалось, она, подобно старому Барону, тоже чувствовала «круги, расходящиеся по воде во все стороны». Когда Рики признался, что это из‑за него, малышка не особо удивилась.
— От тебя вообще одно беспокойство, — аттестовала она.
Рики задумался, насколько вероятно, чтоб ребенок сам выдал такую фразу. Впрочем, утверждать, что она повторяет за директором, он бы тоже не решился.
— Если это так, почему ты со мной водишься? – притворился сердитым Рики.
— Весело! Расскажи про далеко! – потребовала малышка.
После разговоров с ней Рики возвращался в замок, утомленный бесконечными «почему», и пребывая в твердом убеждении, что ему не скоро захочется заводить собственных детей. Уважения к терпению и чуткости профессоров, даже Снейпа, прибавлялось в нем до следующего урока.
Но один преподаватель после возвращения из «МентеСана» начал выводить его из себя сильнее, чем раньше. Он полностью соглашался с Джиовинезой: профессору Трелони следовало сначала наладить собственную жизнь – или хотя бы привести в порядок платье и прическу, — а уж потом учить других заглядывать в будущее. От ее индивидуальных астрономических гороскопов его клонило в сон. Естественно, скучно было только, пока он их делал, честно стараясь следовать инструкции, изложенной в учебнике, в то время как творческая натура Доры давно презрела подобный формализм и окунулась в дебри вольного фантазирования, чего она от души и другим советовала.
Впрочем, зачитывать все это вслух на уроках мало кому нравилось.
Как заметили все, профессор Трелони больше всего предпочитала, когда ученик бывал к себе «безжалостным и критичным», то есть обрушивал на себя максимум неприятностей в секунду в течение всей расписанной недели.
Но это не касалось, однако, Доры; профессор прорицаний слишком не любила ее, и потому старалась опротестовать буквально любое ее предсказание, не забывая напомнить, что вообще‑то Дора совсем неспособна к благородному искусству.
— Не пожар меня ждет, а наводнение, понимаете ли! – разозлилась однажды Дора. – Можно подумать, если со мной это, в самом деле, произойдет, ее не коснется ни то, ни другое! Я, между прочим, в ближайшем месяце никуда не собираюсь выезжать из «Хогвартса»!
Зато изобилие несчастных случаев в жизни Бетси неизменно имело успех.
— Надо стойко переносить удары судьбы, милая, — вещала Трелони, перебирая четки. Рики не покидало ощущение, что она занимает пальцы, чтобы сдерживать себя, поскольку довольно потирать руки перед всем классом после объявления Бетси о появлении в школе голодных блошиных стай такое поведение вряд ли нашло бы сочувствие.
Мисс Спок покорно подпевала скорбным вздохам преподавателя, а за пределами класса радовалась, и постепенно Рики начал открывать, что она не такая простая, как кажется.
— Сюда никто из «Равенкло» с нашей параллели больше не ходит, и если я стану отличницей по прорицаниям, смогу морочить нашим головы, ха–ха, — заявила она однажды, улыбаясь ну совсем по–доброму. — Скажу Каролине, если она еще раз перебьет меня у Флитвика, что ее вскорости ждут прыщи, — поделилась Бетси. – Как?
Услышав это, недовольная «дрянным театром Трелони» Дора отчего‑то смягчилась и предложила Бетси обращаться за идеями, если что.
Дора отговорила Рики идти к Дамблдору до урока Трелони.
— Она обязательно скажет, что заранее знала о твоих планах, и что скоро в «Хогвартсе» начнется повальный травматизм для всех, кто собирается играть в круглые мячи, или еще какую чушь, — аргументировала она. – Снейп‑то ей точно ничего о твоих планах не говорил, а после директора все будут знать.
Рики подумал и согласился, что послушать о неудачах, ненадежных метлах и переменчивом ветре можно и в другой раз.
В душном, пропитанном восточными пряностями кабинете было, как всегда, по–своему уютно. Боб сказал, что без Трелони тут было бы даже мило. Рики, как всегда, делил столик с Селеной, Дорой и Бобом.
Профессор начала урок с проверки домашнего задания. Рики старался не вслушиваться в речь других учеников, перемежаемую комментариями профессора. Дома редко говорили о плохом, и интуитивно он чувствовал, что лучше оградить себя от такого потока негатива. Постепенно все голоса слились в глухое жужжание.
«Опасность». Знакомая горка выплыла из белого тумана. Тук–тук–тук, звук становился все четче, как будто цокали каблуки. И вот горку заслонила женская фигура. Рики мог бы описать платье, руки, открытые плечи. Женщина распахнула дверцу. Центр зрительного фокуса переместился сначала на ее запястье, а потом на кисть руки. Рики постарался запомнить все три кольца, украшающие пальцы, причем не покидало ощущение, что какое‑то из них он уже видел: с маленьким синим камушком – на указательном, золотое обручальное – на безымянном, неожиданно громоздкое белое с вязью – на мизинце. Затем у него перехватило дыхание.
Из всего многообразия кубков и бокалов обладательница колец выбрала именно ту чашку, которая в Италии загнала его под воду. Прежде чем сомкнуть на ручке пальцы, женщина поколебалась, даже одернула руку, но затем все же взяла чашку.
Рики хотелось крикнуть ей, потребовать, чтобы поставила эту гадость на место, но внутренний голос говорил, что в этом нет необходимости, даже не учитывая, что ничего не выйдет. Где‑то в душе угнездилось странное спокойствие.
Рики постарался не дергаться, вообще не шевелиться, чтоб не нарушить контакт. Рука дамы удерживала чашку на уровне груди, все еще оставаясь в поле зрения, хотя уже начинала расплываться – верный знак того, что картина скоро исчезнет.
«Среднее кольцо я уже видел, обручальное», — вспомнилось Рики. – «Ну конечно, это та же тетка, которая пила из этой чашки на вечеринке, которую я видел в Пристанище. Значит, она жива, слава тебе, Господи!».
Он попытался сосредоточиться, чтобы запомнить, не сможет ли он потом узнать ее руку, но только фарфор и камни на пальцах еще поблескивали из белого тумана.
