Наталья Игнатова - Ничего неизменного
Мухтар обошел Занозу, толкнул плечом, потом боком, умильно заглянул в глаза. Что ж, он заслужил свое печенье. А прежде чем беспокоиться за его безопасность, переживать, что Хольгер может с ним что-то сделать, стоило бы подумать, что вообще можно сделать собаке, для которой не проблема прыгнуть с пятнадцатиметрового моста.
— Хорошо, что ты такой умный и послушный, — сказал Заноза. — Был бы ты непослушным, тебя пришлось бы бить. А это, по ходу, бесполезное занятие.
— Бесполезное, — подтвердил подошедший Хасан. — Разве что душу отвести.
— Ты ведь не Мухтара имеешь в виду? — Заноза достал сигареты.
Хасан пожал плечами.
— Докуривай и поедем.
Дневать предстояло в самолете. Хольгера, в мешке для трупов, сунули в багажный отсек. Хасан коротко, но выразительно высказался на турецком о своем отношении к дневке в гробу. Он всегда что-нибудь говорил по этому поводу, однако гробы-то были хорошие, поэтому Заноза просто запоминал новые слова, чтобы использовать при случае.
Когда Хасан открыл крышку гроба, из встроенных колонок раздалось бодрое «Happy birthday!». Заноза о Днях рождения Турка не забывал, и каждый раз находил какой-нибудь новый и интересный способ напомнить о празднике.
Традиционная канистра с восьмисотлетней вампирской кровью ждала дома. А в гробу, на подушке, лежал основной подарок — новый нож в коллекцию. Великолепный булатный клинок со стелющимся по клинку орнаментом из золотых и серебряных цветов. Черное дерево, моржовая кость, рубины и платина. Строго, красиво. Хасан любит такое. А главное — функционально. Непросто выбрать среди авторских ножей — настоящий, которым можно драться и убивать. В последнее время в оружейном деле, так же, как во многих других, форма довлеет над практическим назначением.
Хасан дослушал песню. Посмотрел на нож. Сказал: «экий… перформанс». Закрыл гроб и ушел куда-то в салон.
Заноза уселся на крышку собственного гроба и стал ждать, считая до ста.
Угадал. К исходу сотни Турок вернулся.
Он тоже уходил, чтобы посчитать. Наверняка ведь предпочел бы провести эту ночь как-нибудь иначе. С мисс Виай, например. Ладно-ладно, не с мисс Виай, не так все плохо, и компанию Хасан выбрал бы ту же, что и здесь. Но только компанию. Не обстановку. А тут… песенки в гробу, дневка не дома, удобный ножик под рукой. Ножик — это большой соблазн. С ножиком без счета не обойдешься. Для верности лучше туда и обратно посчитать, но Хасану и одной сотни хватит. Он, вообще-то, не злой, он мстительный. Так что ответный «перформанс» случится не прямо сейчас.
Неизвестно, к чему готовиться. Но так даже интереснее.
* * *Организация новой встречи с Хартом Алахди прошла без лишних сложностей. На сей раз, Старого Лиса пригласили прямо в «Крепость», и тот принял приглашение. Командир калифорнийских венаторов добровольно пришел в логово самого опасного вампира в тийре. А может, и на всем побережье.
Хотя, нет. Логово было в «Февральской Луне». О местонахождении которой не знал никто, кроме Слуг. А «Крепость»… тут, пожалуй, было еще опаснее. Арсенал не хуже, чем на вилле, и Слуг обычно больше. Ночная смена — самые лютые из бойцов Хасана. Те, что с ним еще со Второй мировой.
Тем не менее, Алахди прибыл. Один. Заноза надеялся, что он возьмет с собой Соню — хотел увидеть ее. Но сам он на месте Старого Лиса не повел бы дочь в «Турецкую Крепость» даже ради опознания Хольгера. Особенно ради опознания. И, да, на месте Старого Лиса, он тоже позаботился бы, чтоб она не встречалась с другими вампирами. Вполне достаточно того, что с одним из них — к тому же, на всю голову двинутым — она постоянно зависает в сети.
За люком мусоросжигателя уже ревел огонь. Хольгер, чьи руки колом были прибиты к телу, лежал на каталке в расстегнутом пластиковом мешке.
Алахди осмотрел его. Молча кивнул. Опознание было простой формальностью, своеобразным жестом вежливости со стороны Хасана. Турок, таким образом, признавал равноправное участие венаторов в охоте на голландца. Алахди, придя сюда, признавал, что вампиры и Слуги «Турецкой крепости» — такие же люди, как он сам и его бойцы.
Сложно все.
Когда люк открылся, Заноза отвернулся, чтобы не видеть пламени. Не хватало еще сбежать отсюда на глазах у командира венаторов. Алахди сам наклонил каталку, и Хольгер съехал в огонь. Вот и все. Конец истории. Можно идти гулять с собакой. Правда, не раньше, чем Старый Лис уберется в свою нору. Незачем оставлять Хасана с ним наедине.
— Он оставался в сознании? — спросил Алахди. — Кол в сердце просто обездвижил его?
— Все чувствовал и понимал, — Заноза прикурил сигарету, — но был не только здесь.
Старый Лис смотрел вопросительно, но объяснять ему, что есть другое место, плохое, хуже мусоросжигателя, Заноза не стал. Кто никогда не был в мертвом параличе, все равно не поймет, каково там, в краю кошмаров. А кто был, тем не нужны объяснения.
Сожжение стало для Хольгера благом. Ну, и… хорошо, что так. Каким бы он ни был, за прошедшие месяцы, отказавшись от дайнов принуждения, он стал другим. Этого, нового Хольгера, убивать не хотелось. Если бы хватило времени, он изменился бы окончательно.
Но он сам сделал все, чтобы умереть. Есть правила, за нарушение которых нельзя прощать.
* * *Крошечный сквер в двух кварталах от «Турецкой Крепости» был населен бурундуками, белками и утками. Утки жили в крошечном пруду посреди крошечного сквера, днем вымогали хлеб у выбравшихся на ланч офисных работников, а по ночам спали в домиках, построенных для них на берегу. Бурундуки и белки вымогали орехи, и спали по ночам в домиках на деревьях. Ночью сквер казался безжизненным, но энтузиазма Мухтара это не умаляло. Пес носился по несчастным десяти акрам, стремясь обнюхать каждое дерево, перепрыгнуть через каждую скамейку, сунуть морду в каждую урну, и обязательно намочить лапы и шерсть на брюхе в илистой воде пруда.
— Все по ночам прячутся, — Заноза прикурил очередную сигарету, — все нормальные. Только кошки бродят и всякая фигня, типа упырей. Если бы у Мухтара не было парка, он бы даже не знал, что на свете есть другие животные, кроме него и пум. Потому что мы бы его днем не выгуливали.
— Мы его и так днем не выгуливаем.
— Спасибо, кэп. Но у него есть парк, и днем он сам там гуляет. Смотрит на зверей. На бурундуков, на енотов всяких. Еще олени…
— И вомбаты.
— Вомбаты — ночные, — Заноза сделал вид, что не заметил сарказма. — Все как-то быстро, Хасан. Я не успеваю. Вчера Хольгер еще был добычей, а сегодня его уже нет. Совсем.
— Не успеваешь?
Сомнение в его голосе Заноза услышал, и не стал притворяться, что не понял. Сунул сигарету в зубы, руки в карманы и нахохлился. Молчал, наверное, с минуту, окутываясь клубами белого дыма. Потом окурок полетел в урну, а Заноза заговорил, медленно подбирая слова.
