Элейн Каннингем - Водные врата (ЛП)
Победный клич Шанаир резко оборвался, когда оружие отскочило и упало на землю. Целилась она точно, но оружие не пробило череп!
Все же монстр потерял один глаз. Шанаир метнула второе копье, довершив начатое. Но, даже ослепнув, тварь продолжала сражаться, и ее удары были так же точны, как и прежде.
Тонкий слух полудроу позволил ей уловить звук. Воздух наполняло едва различимое щелканье, похожее на отдаленное пение цикад. Верно, под водою такое пощелкивание могло тянуться на многие лиги. Шанаир смекнула, что тварь способна ориентироваться на слух, причем не хуже летучей мыши.
Кринти шлепнула лошадь по крупу, послав ее вскачь. Остальные кони последовали за вожаком; они неслись по узкому кругу, перескакивая через ручей снова и снова. Стук копыт эхом разносился по поляне, сливаясь в гулкий рокот, подобный барабанам диких эльфов из джунглей. В этом грохоте потонул даже боевой клич Шанаир, когда та бросилась на сбитого с толку и раненного монстра.
Тварь, теперь уже полностью «ослепшая», попыталась спастись бегством, но даже не смогла на слух определить, где ручей, и сделала шаг в неверном направлении. Роковая ошибка. Воительницы тут же сомкнули ряды.
Долгое время они играли со своей добычей, и не только ради наслаждения наблюдать за медленной смертью существа. Кринти развлекались до тех пор, пока монстр не обессилел. Тогда они принялись изучать чешую; вгоняя клинки в тело поверженного противника, они наблюдали, какие раны вызывают кровотечение, какие приносят сильнейшую боль и, наконец, какая способна повлечь за собой смерть. Если придется еще раз столкнуться с таким существом, знания помогут решить исход битвы.
И вот, кринти стояли над убитой жертвой — мокрые от пота, с ног до головы залитые кровью (и не только чужой). На лицах всех троих — хищные довольные улыбки.
— Соберите трофеи, — приказала Шанаир.
Остальные бросились исполнять. Массивную голову монстра буквально отодрали от туловища, очистили ее от кожи и мяса. Шанаир выломала несколько крупных, с кинжал, зубов и раздала их бойцам. Везти череп на одной лошади было слишком неудобно, поэтому кринти растянули плащ меж двух коней и примостили трофей туда. Наконец, они взметнулись в седла и отправились в путь, догоняя отряд.
— Славная добыча, — заметила Виззра.
Слова были верны, но в ее голосе к радости примешивалось еще и сомнение. Шанаир вопросительно подняла бровь.
— Это чудовище и этот ручей… — продолжила воительница. — Что все это значит?
— Разве не узнаешь поляну? — спросила Шанаир. — Здесь проходят мои встречи с Кивой. А поток — это врата в водный мир. Значит, эльфийка своего добилась.
Радость, такая же темная и яркая, как пламя Баатора, вспыхнула в глазах кринти.
— Пришло время боя, да? — горячо потребовала Ксибрил.
Шанаир покачала головой:
— Терпение. Продолжаем выполнять задуманное. Мы грабим, убиваем и совершаем набеги. Ждем Киву. Придет время, когда кринти явятся из теней и тогда все Халруаа потонет в кровавом море!
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
За столом, в библиотеке сидела молодая девушка — судя по бледно-голубому цвету мантии, ученица волшебника-призывающего. Мантия ее не была запахнута, позволяя рассмотреть опрятную, хоть и поношенную, тунику и узкие штаны, на несколько дюймов не достающие до щиколоток. У девушки правильные черты лица, огромные черные глаза и широкий выразительный рот — на этот момент его уголки были недовольно опущены, брови нахмурены. Ее короткие каштановые волосы выглядели взлохмаченными нетерпеливой рукой, пальцы выпачканы фиолетовыми чернилами. Слева от будущей волшебницы лежала небольшая стопка пергамента, справа — три завершенных свитка, и гора скомканных, испорченных рукописей у ее босых ног.
Резко отшвырнув перо, она вскочила и пинком заставила гору пергамента взмыть в воздух.
— Скопируй свиток с заклинаниями, Тзигона, — повторила она, с поразительной точностью воспроизводя задорные интонации учителя. — Солнце не успеет высоко взойти, а ты уже будешь знать заклинание как собственное имя. И потом весь вечер можешь быть свободна.
— Чудесно, Базель, да вот в чем заковырка, — проговорила она уже собственным голосом, шагнув через комнату, чтобы сердито глянуть на портрет волшебника. — Не знаю я своего настоящего имени, солнце уже взобралось выше некуда, и я выучила то паршивое заклинание еще когда в первый раз скопировала этот — будь он трижды проклят — свиток!
Базель Индолар все так же невозмутимо смотрел со своего портрета, не обращая внимания на неожиданные вспышки дурного настроения.
Тзигона вздохнула и послала картине воздушный поцелуй, извиняясь. Она искренне любила нового учителя — своего первого учителя. Если она должна изучать искусство магии — а ведь так и было — то должна понимать, условия могли быть и гораздо хуже.
Базель Индолар был округлым, неунывающим мужчиной, жившим легко и роскошно. При всей этой веселости, человеком он был далеко не поверхностным. Мастер магии Призыва, а еще член Совета Старших и лорд-мэр Халара, города к югу от королевской резиденции. Базелю нравилось преподавать, и он был одним из волшебников, набивавшихся в учителя к Тзигоне после событий на болотах Ахлаура. Тогда многие волшебники желали тренировать врожденный талант, достаточно сильный, чтобы противостоять высасывающим магию способностям ларакена. Тзигона выбрала Базеля исходя из двух причин, но лишь одну из них она готова была признать. Его глаза знали, что такое смех.
Учителем он был терпеливым, но требовательным. Дисциплина оказалась для Тзигоны новшеством слишком уж стесняющим для девочки, которая редко спала две ночи подряд на одном месте. Но — решила Тзигона — раз другие ученики Базеля смогли как-то не помереть среди тоскливого переписывания свитков, то и ее шансы выжить были не так уж плохи.
Над пергаментами она корпела с самого утра, выводя руны снова, снова и снова. Базель постоянно повторял, что магия, как и наука счета, лучше всего постигается в определенной последовательности. Ученик должен тренировать память, развивать способность сосредотачиваться, с настойчивостью танцора оттачивать сотни четких и изящных движений, изучать тайный язык, на котором читаются все халруаанские магические формулы, приобретать глубинные знания основных заклинаний и кантрипов[2]. Быть волшебником оказалось делом гораздо более мудреным, чем кинуть какую-то дурно пахнущую дрянь в котелок и пробубнить над ним.
Тзигона потянула затекшие пальцы; отыскав одно из брошенных перьев, она окунула его в чернила. Нечаянно она тряхнула пером в сторону портрета какого-то сердитого предка Индоларов. Чернила брызнули фиолетовыми каплями. Небрежный, еле уловимый жест — и вот уже на портрете красуются роскошные завитые усы.
