Анна Завгородняя - Метелица
Я кивнула.
— Да почти у всех, когда требуется моя помощь!
Харек кивнул.
— А не было ли у тебя странностей с живностью? Когда вроде бы и не скажешь, что животное больно, а оно все равно умирает? — он говорил какие-то глупости.
— Ты думаешь, кто-то специально портит скотину? — удивилась я и покачала головой, — Нет, подобного не было… — я призадумалась и поспешно добавила, — Точно нет. Может у кого что и было, но я об этом не ведаю.
Харек кивнул, при этом не сводя с меня пристального взгляда.
— Ты ведь плакала из-за Желана? — вдруг спросил он. Я глаз не отвела и лгать не стала.
— Да, — коротко ответила я.
Северянин потянулся ко мне, а я почему-то не отпрянула, как сделала бы раньше и когда его пальцы погладили мою щеку только продолжала молча смотреть на воина. Глаза мужчины странным образом потемнели, и он внезапно резко отдернул руку, словно боялся, что я могу его укусить.
— Он не стоит такой как ты, ни единой твоей слезы! — сказал Харек и поднявшись в кровати быстро выскочил из дома, оставив меня в недоумении глядеть ему во след.
С ведрами полными воды я возвращалась от колодца. Смеркалось и небо было затянуто серыми тучами. В воздухе пахло дождем и поднявшийся ветер рвал развешенное белье во дворе. Я занесла ведра в дом и вышла на улицу, прихватив плетеную корзину, предназначенную для белья. В этот раз я не заметила, как к калитке подъехал всадник. Возможно всему виной был ветер, шумевший в кроне раскидистого дуба, что рос недалеко от нашего дома и тень от его огромных ветвей в полдень падала на крышу сарая, а может быть я просто не хотела слышать.
Желан отодвинул простыню, взглянул на меня печально, но с решимостью во взгляде и тогда я поняла, что между нами действительно все кончено.
— Не стоило приходить, — сказала я.
Княжич вышел вперед.
— Я не мог не поговорить с тобой! — произнес он.
Я сорвала ни в чем не повинную простыню, запихнула ее скомкав в корзину, потянулась к полотенцу, что висело следом.
— Я вот только одного не понимаю, — сказала я горько, — Это отец заставляет тебя, или ты сам решил женится?
Желан опустил голову, несколько мгновений он просто молчал, но затем, словно решившись, вскинул на меня тяжелый взгляд. Слова, что он сейчас мне говорил давались ему с видимым трудом.
— Я сам…
Сорванное полотенце отправилось следом за простыней. Я повернула к молодому мужчине свое лицо. Слезы покатились по щекам, но я и не желала их больше сдерживать перед ним, пусть знает, что мне больно, что я тоже могу чувствовать, зло крикнула:
— Объясни мне, как можно было так поменяться за один день? — я едва сдерживалась, чтобы не накинутся на княжича с кулаками. Внутри меня все клокотало от обиды и злости, — Ты ушел от меня и обещал прийти вечером. Я ведь чувствовала тогда, что ты меня любишь! Как же так?
Желан поймал мои вскинутые в отчаянии руки. Корзинка упала на траву. Усилившийся ветер сбил оставшееся на верёвке белье в одну кучу, дернул меня за волосы, закружил подол длинного домашнего платья.
— Прости, Метелица, — произнес он, — Прости и постарайся понять. Я только увидел ее, как понял, что она и есть моя судьба.
Я вздрогнула от этих его слов, закусила губу. Невольно вспомнила его невесту. Девушка была невероятно хороша, но разве любят только за одну лишь внешность, хотя, что я такое думаю. У княжны были земли, деньги и титул… Достойное приложение к внешности и я к тому же могла поклясться, девушка была кротка и мила. А Желан все еще ждал моего ответа или прощения?
— Отец в кои-то веки оказался прав, прости меня, прошу!
Забившись в его руках пойманной птицей, я вырвалась, только кода он сам решил меня отпустить. С неба на землю полетели первые капли дождя. Мелкие, холодные, они тотчас смешались с моими слезами. Бросив корзинку я побежала к дому. Навстречу мне вышел Баташ, хмуро посмотрел на княжича, дернувшегося было последовать за мной.
Я спряталась за спину деда, отвернула лицо от Желана, спрятала в ладонях.
— Иди отсюда, — сказал дед Баташ.
Дождь пошел сильнее. Желан немного постоял во дворе, затем поднял с травы корзинку, сложил в нее оставшееся белье и подошел к крыльцу. Не глядя ни на деда, ни на меня, его внучку, он поставил корзинку на ступеньку под крышу и пошел прочь со двора. Уже через минуту он мчался галопом от нашего дома. Я не выдержала и выскочила прямо под дождь, чтобы увидеть его растворившемся за пеленой дождя.
Не знаю, сколько я простояла глада на опустевшую дорогу. С волос капала дождевая вода, стекала по щекам, по подбородку. Я вздрогнула, когда подошедший сзади Баташ обнял меня за плечи и отвел в дом, гладя по мокрым волосам. Там он усадил меня возле печи, подбросил в пламя дров и укутал меня в плед.
— Не печалься, — прошептал он тихо и поцеловал меня в мокрую макушку, — Все пройдет. Не один он такой на свете!
Я всхлипнула и затихла в дедовых руках.
Харек поймал себя на мысли, что слишком часто, оказываясь в городе по делам проезжает мимо дома Метелицы, даже если этот путь и не самый удобный для него. Он хотел увидеть Метелицу, каждый раз в нерешительности останавливал коня, собираясь зайти к ней, но передумав почти у порога, садился на коня и пускал его в галоп до самого княжеского двора. Харек знал, что девушка вряд ли захочет видеть его и виноват в этом был молодой князь. Северянин злился на Желана за то, что тот обидел знахарку, да только что толку было от его злости? Связанный клятвой служить Буревою, Харек не мог причинить вреда его сыну, не нарушив слова, хотя руки у мужчины часто чесались при виде довольного лица княжича, когда они встречались во дворе или находились рядом на тренировках. Северянин сделал так, что они вместе больше не ходили в дозоры и встречаясь хмурился, глядя на довольное лицо молодого мужчины.
А Желан готовился к свадьбе. В дом к князю уже съезжались гости и родня. В пивоварне варилось пиво, в коптильне висело мясо и рыба, дожидались своего часа овощи на грядках и скот в загоне. Милава радовалась вместе с родителями и женихом, глядя, что каждый день приготовлений приближает самый главный день в их жизни. Девушка была счастлива и порхала по двору легкая и довольная. А Желан раздувался от гордости, глядя на свое будущую жену, самую прекрасную девушку в мире. Он уже и думать забыл о Метелице. Встречи с ней казались княжичу каким-то далеким сном, уже нечетким и размытым. И печалится и сожалеть о том, что обидел знахарку даже не пытался. Даже его отец, Буревой, иногда упрекал сына в жесткости.
— Ты бы хоть ей откупную какую дал, — проговорил князь, — Я рад тому, что ты женишься на Милаве, но оставлять после себя чужую обиду никому не стоит.
