Ариш и Маг. Отсвет феникса (СИ) - "Стефнклэр Аманди Джоан"

Вопрос мой проигнорирован. Хотя догадываюсь, какой возможен ответ.

— В оставшиеся до выкупа дни я настоятельно советую предупредить своих абуканов о разрыве отношений, — строго говорит абонесса, давая понять, что по одной встрече с каждым клиентом у меня остаётся. — Последуй одному из правил хорошего тона, способствующих дружескому расставанию. Враги тебе ни к чему. Наверное… — Странная вставка, вызвавшая у меня удивление и растерянность. Потом Настоятельница добавляет: — Просто подумай о будущем, Ариш. Серьёзно и обстоятельно. Что будешь делать за пределами обители, какой путь в новой жизни выберешь...

Вздрагиваю.

— Что?..

— Я разве не сказала? Полноценное владение, Ариш. Законное приобщение к высокородному аристократическому статусу твоей пары.

— Статусу? Хотите сказать, он собирается меня в свет выводить? — охватывает дурнота. Ведь это значит….

— Ариш, таково его решение. Ты прекрасно знаешь, что после выкупа в Храме остаются только те, кем владеют в обход семейным ценностям.

— Так и скажите: женатые и замужние! — цежу раздражённо. А потом до меня окончательно доходит серьёзность создавшегося положения. Испуганно уточняю: — Так он холост? Или вдовец с детьми? — сыплю вопросами с искренней надеждой на чудо.

Если вдовый с приплодом, то я окажусь в безопасности. Он вполне сможет довольствоваться моим телом с защитой и не потребует её убрать. Но реальность жестока. Чтоб пусто ей было!

— Он не женат, Ариш. И никогда не был.

Неожиданные нотки сочувствия, проскользнувшие в голосе старшей, заставляют нервно вздрогнуть. Ненавижу, когда меня жалеют! Прикусываю щёку изнутри и ощущаю во рту медный привкус.

Холостой.

Покрываюсь липким потом. Рвётся удушьем на свободу страх. Опускаюсь на корточки, обхватив голову руками. Тошно. Жутко. Пол плывёт, подрагивая гудящими волнами. Мои кошмарные сны становятся явью? Или прошлое стремится уничтожить с таким трудом приобретённый душевный покой?

Холостой — значит, потенциальный супруг.

Холостой — значит, собственник.

Холостой — значит, обладание.

Холостой — значит…

…значит, значит, значит…

— Не стоит столь остро реагировать, — успокаивает Настоятельница, хотя прекрасно осведомлена о моей жизни до прихода в обитель и о том, как страшит реальная физическая близость.

Я вроде как примирилась с прошлым. Придя в Храм, запечатала страх перед реальными сексуальными отношениями в темнице разума, приняла происходящее в алькове Красного Орана — с интимной магической защитой. Ещё в первый год обучения огромным усилием воли усмирила панику перед прикосновениями, своими и чужими. Находясь под защитой местной силы, постепенно подзабыла, что на душе есть раны, которые могут открыться.

Предстоящий выкуп обернётся против меня, если оставлю всё, как есть.

Холостой покупатель — жених. Взбредёт ему в голову перейти от деловых отношений к доверительным, и придётся полностью открыться мужской страсти: телом и душой. И если такой день наступит, абуш снимет интимную защиту. А остаться без неё, значит оказаться во власти чужих желаний, что равноценно возвращению к былому эмоциональному садизму, от которого я закрывалась многие годы.

Вот тут и возникает проблема.

Стоит забытой панике, посеянной в моей душе отцом, вырваться на свободу, о мести фон Трису можно попросту забыть. Без здравомыслия восстановление справедливости обречено на провал. Человек, оказавшийся во власти эмоций, неспособен принимать трезвые решения. Поэтому слова абонессы о том, что не стоит столь остро реагировать на происходящее, не лишены смысла. Но от этого не легче.

— А как мне стоит себя ввести? — спрашиваю напрямую. — Реши покупатель связать наши души и тела, мне придётся… — от мысли, к чему это может привести, пробирает холодок, а к горлу подкатывает тошнота. Я выдавливаю: — Придётся выпить брачное зелье и прийти к этому мужчине добровольно, доказывая готовность вступить с ним в союз на всю жизнь. Отвратительная перспектива!

От Настоятельницы веет строгостью.

— Ты с самого начала знала, что такое рано или поздно произойдёт! — говорит она. — Я предупреждала!

Передёргиваюсь, пытаясь избавиться от давящего напряжения.

— Да-да! Только кто предполагал, что найдётся человек, у которого появится блестящая идея увидеть во мне спутницу жизни? Уму непостижимо! — нервно растираю лоб, продолжая сидеть на корточках и блуждающим взглядом скользить по подолу платья Настоятельницы. Вверх смотреть не хочется.

Женщина сама опускается рядом, вынуждая меня проявить внимание к её словам.

— Он ещё не увидел в тебе спутницу. Так ведь? По крайней мере, спутницу в твоём понимании. Поэтому накручивать себя бессмысленно, — тон старшей назидателен. Неожиданно её суровость отступает, а уголки губ приподнимаются. — Насколько знаю, интеллект этого мужчины высок, поэтому сомневаюсь, что ему присуща спонтанность.

Неожиданная весёлость.

Я напрягаюсь. Не похоже на абонессу. Сначала сочувствие, теперь тепло поддержки. Что не так с клиентом? Мне серьёзно стоит опасаться предстоящего события или незачем травить нервы ядом преждевременного страха? Совсем запуталась.

— Кто он такой?

Может, зря себя накручиваю? Ведь на примете есть пара клиентов, с которыми можно ужиться без яростного желания пустить им кровь. Двое мужчин — чистые ловеласы, они побоятся связать себя с кем-нибудь нерушимыми узами. Свобода им дороже.

Когда с лица старшей сбегает улыбка, я понимаю — не они. Даже воздух тяжелеет, опутывая душу отголосками нехорошего предчувствия. Смена настроения Настоятельницы настолько резкая, что жуть берёт. При этом она спокойным донельзя тоном ставит меня перед фактом:

— Узнаешь в своё время, Ариш. Сейчас я советую тебе поторопиться в моленную, попутно вычеркнув из памяти увиденное и услышанное в той комнате. Если решишь иначе, то пеняй потом на себя. Спасать от оборотного не стану.

А вот лишних проблем мне теперь не надо.

— Уже забыла, — сообщаю поспешно.

Своих неприятностей хватает, чтобы новые создавать. Тем более Настоятельница права — пора поторопиться. Моления важны, и пропускать их нежелательно, ведь благодаря песнопениям иногда удаётся выходить за территорию обители без опасения подпасть под влияние иллюзорного морока. Ненадолго, конечно, но я уже бывала в местной деревеньке — здешние жители к жрицам относятся почтительно, хотя доходили слухи, что в некоторых поселениях и городах дела обстоят иначе.

Именно из-за возможных столкновений нам и необходимы моления: во время спокойных медитаций, проходящих три раза в неделю, жрицы создают вокруг себя своеобразный кокон, прикрывающий от тёмных проявлений потусторонней воли. Сформированная защита позволяет, оставаясь вне стен обители, сохранять душевную целостность и неприкосновенность. Для меня это вдвойне важно — если отец «жив», он легко не отступится.

Поднимаюсь с корточек.

Быстро оправив сари, отгоняю лишние мысли.

Необходимо завершить приготовления и поспешить, иначе опоздаю. Поэтому чуточку освежающих духов за ушки, немного пурпурной эссенции на губы. Боковым зрением улавливаю, как абонесса тоже встаёт, привычно опуская руки вдоль тела. В её взгляде проскальзывает внимательность, отмечающая каждое моё действие, плавность движений. Она словно решает, стоит ли ввести для меня какие-то дополнительные занятия.

Похлопав себя по щекам, довольно киваю отражению в зеркале.

Теперь — молиться!

Лицо старшей жрицы окутывает лёгкое свечение. Явление довольно редкое. Обычно отсвет сокрытой внутри силы можно заприметить у младших или равных по возможностям, но не у старших и многоопытных. Интересно, абонесса намеренно у меня почву из-под ног выбила заявлением о выкупе? Решила использовать проступок в отношении Рика для того, чтобы… Что? Сделать покладистой? Это вряд ли…

Хотя она права — я знала на что соглашалась, когда решила остаться в обители, где свои правила, порядки, тайная история и непонятные силы. Жизнь здесь течёт размеренно и неторопливо. Служение по графику и без сбоев. Тут комфортно. И не только мне. Все ощущают искреннюю заботу, окутывающую и согревающую, позволяющую верить в лучшее. Особенно остро светлую силу воспринимают Хвори, лишившиеся семей. В Храме таких много. У каждого служителя и служительницы свои шрамы на душе, свои потери, затаённая боль. И безмолвие. Ни слова, ни звука, никакого стремления поделиться сокровенным. Одиночки. Просто одиночки, собравшиеся в одном месте, чтобы выжить.