Джуд Фишер - Колдовская магия
В Истрии не существовало законов, разрешающих убийство кочевников, в большинстве случаев Потерянных предоставляли самим себе. Саро гадал, что же могло вызвать подобные зверства. Всплеск старой неприязни, взрыв бесконтрольной агрессии или просто грабеж? Нигде не было видно каравана с животными и фургонов, обычно сопровождавших кочевников. «Мы все твари, — подумал Саро. — Наше естество изначально жестоко и беспощадно».
Он снова вспомнил о нежеланном проникновении в чужие жизни, которое преследовало его на Ярмарке, вспышки злобы и насилия. Даже его собственная мать…
Теперь, узнав о тайне своего рождения, юноша страшился взглянуть в ее глаза, боясь, что мать почувствует его приобретенное знание. Ее стыд тогда будет невозможно описать словами. Как может он принести ей такую боль?
Далеко на горизонте поднимался Хребет Дракона — острый, как зубья пилы. Саро никогда не заезжал так далеко на юг и теперь гадал, хватило бы ему смелости просто исчезнуть. Может быть, взять Ночного Предвестника и гнать его галопом в мрачную неизвестность? «И что дальше?» — горько размышлял он. На южных просторах истриец хорошо если протянет несколько дней, а потом его либо убьют свирепые племена, облюбовавшие подножия холмов, либо он вовсе потеряется, оставшись без воды, один на один с неприветливой природой, и будет медленно сохнуть от жары и истощения, либо просто свалится в пропасть, совершив бесконечно долгое падение навстречу смерти на неприветливых камнях.
Другие варианты тоже были малоутешительны — потому что, если Саро отправится в путешествие один по цивилизованной части Истрии, у отца найдется достаточно шпионов, чтобы отыскать сына буквально за день и возвратить домой вновь, прежде чем имя Винго свяжут с новыми бесчестьями.
И вот Саро готовится ступить на родную землю. С каждым шагом чувствуя приближение ворот тюрьмы, из которой ему никогда не выбраться.
— Эх! Никто не спутает это с серебром, идиот!
Отпечатки зубов Тайхо ясно виднелись на серой блестящей поверхности монеты, как темно-коричневые отметки — там, где просвечивала медь.
— Неужели нельзя приманить проклятую кошку, или сжать ее покрепче, или еще что-нибудь?
Виралай мрачно уставился на кусок металла. Он работал весь день под гневное мяуканье несчастной Бете, прикованной к столу рядом. Целый день, но, как сказал Тайхо, результат вряд ли обманет даже слепого.
— Я делаю все возможное, мой господин, — устало проговорил ученик мага. — Но признаю, что серебро еще не безупречно.
Виралай начал работать неделю назад, расплавив несколько простых монет и попытавшись применить на них заклинание Трансформации, но результатом всех усилий стал единственный кусок шлака, стоящий даже меньше, чем те монеты в сумме. Это — и порка. Лорду Кантары очень нравились порки. После настойчивых попыток сделать из металла то, чем он не являлся, Виралаю вдруг пришло в голову вместо этого поработать над иллюзиями, что принесло ему самую экстравагантную похвалу Тайхо — пока тот не осознал, что колдун предлагал ему не слиток настоящего серебра и решение всех его насущных проблем, а дешевый трюк. Через день после жестоких побоев, которые южный лорд не замедлил организовать, Виралай вновь обрел способность говорить и выложил свой план, заслуживший лишь мрачного кивка.
Требования Совета о выплате долга Тайхо становились все настойчивее. Только сегодняшним утром он принимал посланника из Церы, уведомившего, что его друзья лорды в порыве щедрости продлили кредит еще на тридцать дней, но не более того.
Пергамент, врученный посланником (его поведение подсказывало Тайхо, что парень совершил неслыханное, то есть просто развернул и прочел предупреждение), в вежливых выражениях сообщал, что государству срочно требовались деньги, и, если лорд Кантары не сумеет удовлетворить данное требование, у Совета не останется иного выбора, как объявить его ренегатом, конфисковать замок и все имущество в пользу Балто Мирона… этого отъявленного идиота!
Мысль о жирной заднице Балто, опускающейся на изящные дубовые стулья, вырезанные вручную лучшими мастеровыми в Голубых Лесах, не говоря уже об одной из уродливых рабынь в его собственной постели, приносила Тайхо почти физическую боль. Он тут же принялся составлять план, в результате реализации которого собирался одним махом решить все свои затруднения.
Саро смотрел, как мать стоит на коленях возле кучи мусора, которая была когда-то Танто, и осознал с горьким облегчением, что зря боялся встречи с ней — его будто вовсе не существовало.
Она стояла на коленях, водила пальцами по бледному лицу Танто, по лысой, розовой голове, и ее плечи начали трястись. Наверное, действительно потрясение — видеть своего прекрасного сына таким безобразным. Канули в небытие великолепная шевелюра черных волос, золотистый загар, твердые, плоские щеки, невероятно острая линия подбородка — все сменилось бледной, оплывшей маской. Брови и ресницы Танто выступали резким контрастом с теперь нездоровым цветом лица, но в то время как они остались нетронутыми, ни одна волосинка не прорывалась на коже груди и расслабленных щек. И на этом изменения не заканчивались, мрачно думал Саро, вспоминая ужасающую воспаленную рану, на данный момент скрытую одеялами, однако общая вонь наверняка давала Илустрии представление о состоянии сына, а вонял Танто так, будто гнил изнутри.
Когда наконец Илустрия подняла голову, Саро заметил, что спереди ее сабатка настолько промокла, что он мог видеть блеск ее глаз сквозь плотную материю вуали, хотя мать не издала за все время ни звука. Может быть, ткань такая тонкая, или слезы матери, потерявшей любимого сына, необычно обильны? Редкостно беспощадная мысль — ему тут же стало стыдно за себя.
Не подумав, Саро сделал три шага вперед и мягко положил руку на ее плечо. На него тут же обрушилось материнское горе. Эмоции были так сильны, что некоторое время юноша даже не помнил, что надо прервать контакт, и волна за волной отчаяния разбивались о берег его сознания.
Когда наконец он отнял руку, комната покачнулась, и колени его подогнулись.
— Саро!
Над ним маячила темная фигура матери, ее рот, накрашенный в цвета Фаллы, красный и золотой, — для вернувшегося домой мужа, не к месту подумал он, или для его брата Фабела?
— Не трогай меня, — резко сказал юноша, когда рука матери дернулась к нему. — Я в порядке, правда.
Он сел прямо.
— Ты выглядишь… ужасно. — Ее голос упал до шепота.
— Это было долгое путешествие, мама. Я очень устал, вот и все.
Саро быстро вскочил на ноги, морщась от боли после падения. Камень настроения, лежавший в безопасности в кожаном мешочке, холодно пульсировал у грудной клетки, и юноша бессознательно поднял руку, чтобы успокоить его. В это время ядовитый запах наполнил комнату. К такому аромату он уже привык.
