Юрий Никитин - Трехручный меч
Я восхищался, ахал, бурчал, снова восторгался, потом начал всерьез тревожиться, что так никого и не встретил: это говорит прежде всего о том, что система вентиляции гораздо сложнее и разветвленнее, чем я думал. И, кроме того, уже чувствую, этот дворец внутри гораздо больше, чем кажется снаружи. Возможно, строители интуитивно применили четырехмерное конструирование, которое позволяет, к примеру, втиснуть вовнутрь планеты Земля, где пустота, еще одну Землю, но только гораздо больших размеров.
Наконец, изрядно измучившись, я обратил внимание наконец на крупную стрелку на стене тоннеля. Такие попадались и раньше, все время попадаются, но я, занятый делом, не обращал внимания, а сейчас подумал, что, в принципе, они должны указывать верное направление, то есть на выход.
Волк из-за моей спины видел, как я рассматриваю стрелку, но смолчал, однако, когда я потащился в направлении, куда указывает острый кончик, сказал с облегчением:
— Ну, наконец-то вылезем из этой трубы. Главное — совсем близко к кухне!
— Гм… — ответил я, вспомнил запоздало, что, вообще-то, нюх у волка таков, что не нужны чертежи всех этих подземных и внутристенных коммуникаций, — таков стратегический замысел!
— Каков?
— Ты умеешь хранить стратегические тайны?
Ворон, трепыхая крыльями и царапая нас жесткими маховыми перьями, пробрался вперед:
— Я умею, я!
— Я тоже, — гордо ответил я исторической фразой Суворова, довольный, что могу поумничать, отпихнул пернатого и устремился к выходу, там впереди свет, даже я ощутил запахи факелов, горящего масла и несвежих постелей.
Когда осталось пару шагов, я предупредил шепотом:
— Со мной ни в коем случае!..
— Почему? — спросил ворон
— Если окна закрыты, куда вылетишь?.. Я осмотрюсь, а если все благополучно, подам знак.
— Какой?
— Три зеленых свистка, — ответил я сердито. — Просто позову, понял? Все, умолкни.
Я осторожно приблизился к решетке. На стенке трубы пламенеет жирно намалеванная стрела, краска еще свежая, пахнет, даже пачкается. Вздохнув с облегчением, все верно, я ухватился за прутья, напряг железные мускулы. Прутья слегка прогнулись, но тут зашевелилась кладка, посыпались крошки окаменевшего цемента, решетка еще чуть прогнулась, прутья выскользнули из щелей между глыбами.
Осторожно поставив ее за спиной, я выглянул, довольно заурядная комната, вся словно бы высечена из цельного камня, ничего лишнего, из нее ведет одна-единственная дверь.
Удерживая меч обеими руками, я пошел легкими шагами бывалого охотника наискось, прямо к двери. Что-то шелестнуло, я не понял, откуда звук, на меня обрушилось холодное, легкое, показавшееся мне рыболовецкой сетью, разве что сплетенной для охоты на акул, способных мигом изорвать любую сеть, если она не из стальной проволоки.
Мой меч с усилием поднялся, я попытался разрубить сеть, но в спину толкнули, я сумел каким-то чудом удержаться на ногах, одновременно сзади кто-то прыгнул. Догадавшись поднять голову, я увидел, как с небольшой галереи, опоясывающей помещение со всех сторон, на меня скачут здоровенные мужики, а еще двое держат наготове другую сеть.
Я заорал, нагнетая боевую ярость, но меня свалили, били и пинали, одновременно укутывая в сеть. Меч выдрали из пальцев, я барахтался, ревел, как разъяренный лев, за что пинали сильнее, а окованные металлом сапоги зверски били по ребрам.
Все тело стонало, плакало, выло, хрипело, рыдало. Я чувствовал, что во мне не осталось ни единой целой косточки, все мышцы и все связки порваны, все тело — сплошной кровоподтек. Никогда еще меня так не избивали, так что явно подошло время последней схватки, это самая явная примета, я стиснул челюсти, глотал солоноватую кровь и ждал, когда меня бросят в темницу, там познакомлюсь с таинственным узником, что даст мне ключ, подскажет, как выбраться, останется только ждать, когда по ту сторону железной двери послышатся тяжелые шаги, загремят засовы, а в мою темницу проникнет узкий луч света от дымного факела, что покажется сверкающим лучом боевого лазера.
Сейчас же я лежал вниз лицом, глотая кровь из разбитых губ, руки скручены за спиной, ноги связаны вроде бы настоящей якорной цепью, при каждом вздохе больно колет под ребрами. Надо мной раздался грубый голос:
— Готов!.. Доложите господину!
Другой голос, помоложе, крикнул:
— Вызовите господина де Жюрминеля!
Я повернул голову, прямо у лица топчутся толстые ноги в грубых, но добротных сапогах. Этих ног множество, всех не перекусать, да и не прокушу такую толстую кожу, это под силу лишь особой змее, что ухитрилась грызануть князя Олега через сапог, да еще в пятку, через двойной слой.
Меня ухватили за волосы, под руки, приподняли, поставили на колени. Дверь распахнулась, вошел высокий, хоть уже и немолодой, рыцарь в светлых доспехах. Шлем на сгибе левой руки, длинные золотистые волосы красиво падают на плечи. Испещренное шрамами лицо дышит суровым мужеством, красоты в нем нет, но такие лица называют прекрасными, синие глаза смеются, от них побежали мелкие морщинки, уголки рта вздернулись в усмешке. Массивный подбородок раздвоен не то шрамом, не то генетикой, высокие скулы кричат об аристократичности, щеки чисто выбриты, хорошо видно, что кожа загрубела от постоянной встречи с холодным ветром, зноем, вьюгами. Такими выглядят аристократы, сбежавшие от дворцовых интриг и ставшие либо вожаками наемных отрядов, либо командирами дворцовой стражи у пограничных феодалов.
Рыцарь оглядел меня внимательно.
— Та-а-ак… Хорошо связали? А теперь отыщите его собаку и убейте.
Один из стражников сказал льстиво:
— Повелитель, у него не было собаки.
— Тогда кошку, — сказал он твердо. — Хотя не представляю кошку, которая пыталась бы спасти хозяина, развязывая ему веревки, но слышал в детстве про кота, что принес узнику ключи… Найдите и убейте!
Стражник низко поклонился:
— И кошки с ним не было.
— Да? — изумился рыцарь. — Ну, неважно. Отыщите тех, кто был с ним: обезьянку, попугая, ворону, даже воробья: хрен знает, что он может сделать своим клювом, — и убейте! А труп сожгите. Мне не надо, чтобы его ручная тварь подползла на последнем издыхании и все же освободила хозяина.
Стражники проверили мои путы, пришел кузнец и навесил мне на ноги пудовые цепи, а потом еще и гири. Я изогнулся от боли, когда руки завернули за спину, холодное и тяжелое охватило запястья, а когда руки отпустили, они повисли под тяжестью железа. В довершение всего явились два угрюмых плотника с толстыми досками в руках, соединили их штырями на моей шее, так что я не видел даже своих рук. Меня раскачивало от тяжести, отверстие для шеи оказалось таким тугим, что я едва мог дышать.
