Алек Экзалтер - Коромысло Дьявола
— Чтоб ты знал! Какой-либо ретрибутивности я здесь не вижу, неофит.
Не боись. Продолжения его не будет. Сюжет завершен. Типичная картина прелиминарной визионики, осеняющей нас в убежищах…
Прежде чем прийти к такому неожиданному и вместе с тем обнадеживающему выводу, Вероника сняла уйму медицинских параметров с организма Филиппа, разделив с подопечным полуденное видение.
— Давай-ка, братец Филька, попробуем полноразмерную эйдетику в просветленной хиротонии. Третий круг твоего посвящения этакую благость нам позволяет. Да и наблюдал ты то видение, как бы из театральной ложи.
Сейчас я возложу тебе руки на голову, и ты постарайся припомнить однажды увиденное и услышанное. Уверена: повторный просмотр не оставит у тебя неприятных ощущений типа похмельного синдрома…
Во второй раз для Филиппа видение длилось намного дольше. Не 10–15 секунд, как на заднем сиденье "лендровера". Прошло не менее 8 минут в лаборатории арматора, до того, как Филипп открыл глаза, а Вероника ловко прицелилась пистолетом-инъектором ему в вену на левой руке.
— Сей момент стимульнемся… Опаньки! Через минуту, другую будешь в норме, неофит. Я тоже… Спаси, Господи, души твоя…
Почтив минутным молчанием непреложные требования арматорской медицины, Вероника прикурила от серебристо-титановой зажигалки, еще раз задумчиво глянула на фисташковый язычок газового пламени и спросила:
— Филька! Может, ты какой-нибудь артефакт из убежища с собой в кармане носишь? Или в машине чего-нибудь сегодня вез?
— Вроде ничего… Хотя нет, постой, патроны из асилума у меня в бардачке валяются.
— Так вот! На практические стрельбы ты их не растрачивай попусту.
— И мысли такой не было.
— Правильно мыслишь, неофит. Либо тебе это твой асилум внушил. Те немудрящие патрончики, выходит, наверняка обеспечивают сверхрациональную связь между тобой и твоим уникальным "Убежищем для разумных". Такие сюжетные видения лишь в асилумах случаются…
Буквально толковать их в пророческом духе бессмысленно. Дело оно гиблое. Однако асилумы любят играть с артефактами. Проверено и доказано.
Наш дорогой прецептор Павел Булавин скажет тебе больше. Но я могу однозначно утверждать: знаменитый римский меч Регул твой асилум настойчиво предназначает тебе, милок.
К тому же романская базилика из видения тоже что-то значит. Припоминаю, где-то, когда я ее уже смутно видела. Наверняка, во время войны.
— Какой войны?
— Конечно же, первой мировой! У меня от нее бездна провалов в памяти. Я тогда в девушках юных бегала. Глупенькая… Всего на свете боялась… Ранения, боли, воздаяния, видений кровавых в полном сознании и наяву.
— И мальчики кровавые в глазах…
— Эт-то ты верняк подметил, салага. С кишками на колючей проволоке… оторванными конечностями и расколотыми черепами в сражении на Марне…
В Лотарингию, в Нанси меня также заносило. Некстати, в ретрибутивности… Ох грехи наши тяжкие…
— Ника! Скажи, пожалуйста. Допустим, я за рулем… меня какое-нибудь нехорошее ретрибутивное видение может прихватить?
— Маловероятно. У тебя за баранкой, насколько я помню, всегда состояние повышенной алертности, словно ты гонщик на "Формуле-1". Тут не до видений.
На всякий случай не испытывай судьбу и садись за руль только персонального авто. Чуть что твой джип сам себя к обочине вырулит. Проверено и доказано.
Не боись, неофит! В такой машинке тебе, твоим пассажирам грозит мало чего неприятно рационального и катастрофически естественного.
— А если оно сверхрациональное?
— Так кто ж от него застрахован, милок?
Немного погодя Вероника исподволь испытующе глянула на Филиппа, решительно взмахнула ресницами и заявила:
— Вот что, братец Филька, надобно тебе стресс чуток сбросить. Вижу: ты не совсем в своей тарелке, мал-мала не в форме.
Поехали ко мне на дачу, постреляем. Стрельба, она, мил человек, помогает пережить многие психологические неувязки, нестыковки…
— Тут, Ника, такие дела… Я Насте в театр обещал…
— За чем же дело стало? Любовнице эсэмэску — поехал-де к друзьям. Срочно и необходимо. Друзьям честно скажешь, что от любовницы спасаешься. Мол, достала, дура, утомила, спасу нет. А сам ко мне в тир и погнал по мишеням…
Ладно, Филька, кроме шуток и бородатых совковых анекдотов. Булавин просил меня, коль скоро что-либо экстраординарное, без проволочек с ним связаться. Кровь из носу и промеж ног…
На даче у меня широкий и глубокий терабайтный канал. Предлагаю опробовать непревзойденную сетевую эйдетику а ля Булавин. Наш старичок у тебя видеоряд в реал-тайме снимет. Опомниться не успеешь, как он лишнюю детализацию отсечет.
— Так бы сразу и говорила! А то стресс, тир, постреляем…
— Но-но, неофит! Не забывайтесь, сударь. Я все-таки ваш достопочтенный арматор.
Вероника быстро позвонила прецептору Павлу. Может, даже разбудила его в том часовом поясе, где он имел место пребывать, и при Филиппе договорилась о времени онлайновой конференции.
По пути за город она не удержалась и стала комментировать видение неофита. Или же ей по-своему захотелось отвлечь подопечного от мрачных раздумий и опасений, как бы не последовало худшее продолжение увиденного в XIV веке от Рождества Христова:
— Не дрейфь, Филька. Я от твоей визионики сама полный кайф получила. По самые придатки, как вспомню, когда белая смерть-броня световыми вспышками пульсировала.
Со стороны посмотреть, так похоже на мультиазимутальный импульсный лазер с конвейерной ядерной накачкой. Так называемая лазерная бомба.
На нынешний день глянуть, кое-кто, кое-где в миру подобные штукенции усиленно разрабатывает, орбитальные испытания проводит… Как говорится, оборона миру мир, борьба за мир, сидит заяц на заборе в алюминиевых штанах…
— Какой заяц?
— Ломом подпоясанный, если заяц — космонавт.
— А-а… Понятненько. Присказка советская… Я тоже одну знаю. Танки в небе, гыр-гыр-гыр. Все мы боремся за мир…
Ника, а ты в СССР жила?
— А як же! Как из Аргентины, так скажем, репатриировалась, служила доктором-акушером в родильном отделении поселковой больницы на Полесье.
— Не верю!..
Филипп живо представил, почти в эйдетике, как изысканная Вероника Триконич, нынче сидящая напротив него в лимузине цвета "белой ночи" где-то, когда-то в навозных сапожищах шибко месит грязь по дороге на службу в деревенскую больничку. И неудержимо расхохотался.
— Ой, держите меня, в кому падаю!
— Перестань ржать, дурень. Чего ни сделаешь для-ради аноптического образа жизни? Ей-ей, к тому же обретаясь в кротости и смирении, благоугодным высшим силам, управляющим ретрибутивностью…
