Алек Экзалтер - Коромысло Дьявола
— Для моего асилума ты уже не являешься носителем харизмы, бастард-архонтик. Не различает он в тебе и разумной души, апостат. Ты для него суть говорящее животное. Вкратце говоря, заурядный секуляр.
Был у тебя одно время бессмертный дух да весь вышел, нежить. Дондеж из пепла твоих пут укоренится дерево, дух твой уйдет в унавоженную почву и без остатка растворится в нечестивой природе земнородной.
Для того ты сюда и призван мною, архонтик. Без асилума, без его ближней поддержки с этим ритуалом мне было не совладать.
В неизреченном промысле Господнем твой князь света и тьмы Люцифер-Ариман позорно бессилен, манихеец неразумный!
Так войди же спокойно в мирскую смерть, еретик!
Не ведомо мне, недостойному: быть может, Господь наш Пресвятой и Триединый смилуется над тобой и все же оставит тебе бессмертие души.
Прошу тебя, архонтик-апостат, прими, не противясь, судьбу свою…
Остолбеневший тамплиер несколько минут хранил молчание. Затем, несомненно понимая, что сопротивление бессмысленно, наклонился, поднял шлем с обломанным плюмажем, нахлобучил его на голову и безропотно позволил себя отвести к месту аутодафе.
Он самостоятельно взошел на поленницу и прислонился к столбу с перекладиной. Тотчас кипарисовые путы соединили его с крестом.
При виде послушного воле инквизитора чернокнижника толпа ликующе завыла и стихла, как только толстый доминиканский монах развернул пергаментный свиток, принявшись оглашать вердикт инквизиции вместе с толкованием происходящего ко всеобщему сведению.
— Да будет известно благочестивому христианскому миру! Сему нечестивому еретику и грешнику, чье имя запрещено упоминать под страхом отлучения от церкви, Святейший трибунал вновь оказывает милосердие, призванное спасти его бессмертную душу, отделив ее от грешной плоти путем очистительного огня…
На сей раз демонские доспехи оказались не в силах помешать ему избегнуть приговора королевского суда и подвергнуться акту христианской веры по величайшей милости Господней…
Во имя Отца, Сына и Духа Святого! Лета Господня 1314…
В конце чтения скороговорка толстяка монаха до предела ускорилась. Он и без того пропускал значительные куски из длинного свитка, краем глаза следя за малейшим шевелением сутаны главного инквизитора, на людях вернувшего себе непроницаемый эктометрический облик. Чутко уловив последнее движение молчаливого орденского иерарха, монах скомкал чтение и распорядился начать аутодафе.
С самого начала пламя быстро разгоревшегося костра объяло всю неподвижную фигуру еретика. Стойко не двигался тамплиер, и когда огонь охватил крест, на который он опирался.
Лишь один раз он позволил себе едва шелохнуться, как только занялись огнем чудодейственные кипарисовые путы. Затем костер стал понемногу прогорать, пламя опало, и фигура в доспехах постепенно погрузилась до колен в горящие угли.
Поначалу стальная броня тамплиера раскалилась до малинового свечения. Потом ее цвет приобрел розовые и побежалые оттенки. Через полминуты или минутой позже весь видимый спектр ушел в ярко-белое излучение, казалось, или же, так оно было в действительности, затмевающее солнечный свет.
Раскаленная добела статуя, излучала столь ярко, что многие в толпе прикрылись руками, а рыцари опустили забрала шлемов. Поэтому первая вспышка пульсирующего света сразу не выжгла им глаза.
— Люцифер!!! — возопили они, когда белая статуя громыхающей поступью двинулась прочь от костра, с каждой пульсацией в окрестную обжигая и обугливая до черноты незащищенную человеческую плоть. Хотя горящая одежда тоже не спасала от страшных ожогов.
Худшая участь, страх и ужас пришлись на долю служителей инквизиции, оказавшихся на пути раскаленного светового чудовища. Они заживо сгорали в адском огне.
Главный инквизитор по сю пору не вмешивался, безучастным очевидцем наблюдая за происходящим аутодафе. Видимым образом укрылся он вполне надежно за крестьянской телегой с винным бочками.
Очевидно, ландскнехты, кому приказали убрать телегу, надеялись на дармовщинку разжиться винищем. Смочить пересохшую глотку им теперь едва ли удастся. Особенно тем, кто живьем изжарился в кирасах, когда доведенная до белого каления фигура расшвыряла в стороны оцепление и стала надвигаться на крестоносцев в красных плащах.
Отважно и доблестно выставленным вперед рыцарским мечам вряд ли было суждено остановить сверхъестественное явление. Но рыцари не отступали, готовясь к безнадежной схватке.
Понадобилось кардинальное вмешательство. Возможно, естественное, оптически и физически впоследствии легко объяснимое рациональными резонами.
Не театральный бог из машины, а сам главный инквизитор, поднатужившись, воздел над головой не крест с молитвой, но немалую бочку с вином. И, крякнув, запустил ее точно в спину раскаленного чудовища. Резкого охлаждения стальная броня не выдержала. Она взорвалась, незримым вихрем разлетевшись на тысячи крупных и мелких осколков.
Почему-то большая их часть чудом пошла мимо рыцарей и ударила в монахов-доминиканцев, ослепленных ожогами на ступенях базилики. Вихрь смертоносной белой стали настиг также многих прочих: обожженных, воющих, катающихся от боли по булыжной мостовой зевак, в полдень собравшихся поглазеть, как Святейшая инквизиция будет сжигать еретика-тамплиера.
Главный инквизитор, держась обеими руками за яблоневое распятие на груди, в момент взрыва метнулся обратно в укрытие, за телегу с винными бочками. Осколки его не задели, но бочек они не миновали…
Ручейки вина и крови текли навстречу друг другу, омывая навозные булыжники рыночной площади небольшого средневекового селения…
Должно быть, дело где-то в Лотарингии, по акценту звукового ряда определил Филипп Ирнеев…
— 3 —
— …Филипп Олегович! — обернулся к учителю Ваня.
— Нехорошо, Фил Олегыч, вы меня не слушаете.
— Извини, Иван. Закемарил я чуток, на пассажирском месте сидючи…
— А-а, понимаю. Вы, наверное, Фил Олегыч, всю ночь к экзамену готовились. Хотелось бы верить: теперь мы отдохнем. У нас ведь каникулы!..
Версию ученика учитель не опроверг. Он промолчал, помассировал веки, зевнул и перекрестился тыльной стороной ладони, словно отмахиваясь от привидевшегося во сне.
"Понимает он, видите ли… Я-то ни мелкого беса не въехал в такую вот визионику…"
Ближе к вечеру арматор Вероника добавила собственное понимание видения, случившегося с рыцарем Филиппом по дороге из аэропорта в город:
— Чтоб ты знал! Какой-либо ретрибутивности я здесь не вижу, неофит.
