Лорел Гамильтон - БОЖЕСТВЕННЫЕ ПРОСТУПКИ
когда я открыла глаза. Перед тем, как лечь, он устроил Холода рядом со
мной на ночь, сказав при этом:
— Рис не касался твоей кожи. Я думаю, именно поэтому он не спал, когда в
прошлый раз пришлось охранять тебя во время зачарованного сна.
Теперь у меня есть шанс охранять тебя этой ночью.
Холод попытался возразить, что хотел сам помочь охранять меня, но Дойл
был настойчив, и, как в большинстве случаев, когда Мрак был таким, он
получил то, что хотел. Мистраль и Баринтус были исключениями в этом
правиле, но даже они иногда позволяли ему убедить их.
Я лежала, зарывшись в серебряные волосы, качаемая в колыбели между
теплом Холода и Рояла и глядя на следившего за мной Мрака. Был так
хорошо проснуться именно так, и я была рада, что не попала в видении
снова в пустыню. Уже появились новости о таинственном черном
хаммере, который появлялся ниоткуда и помогал нашим войскам. СМИ
предполагали, что это новая разработка спецназа, которая была
специально защищена от пуль и гранат. Черный джип делал то, о чем я
просила. Возможно, именно поэтому мне не нужно было спасать кого-то
лично.
Я завернулась в счастливое пробуждение как в теплое одеяло холодной
ночью, хотя раннее калифорнийское утро не было прохладным, просто
мне было холодно внутри. Люси хотела видеть меня так рано, что холод
окатил меня от макушки до ног.
Это был маленький розарий позади старого дома. Кусты гибридов чайной
розы были высажены почти в идеальный круг, к которому вел маленький
сводчатый проход, внутри была установлена скамья рядом с маленьким
музыкальным фонтаном в центре круга. Я была бы счастлива просто
сидеть на скамье и слушать песню воды, позволяя аромату роз окружать
меня, вот только под запахом роз были другие запахи, которых я не хотела
чувствовать снова. Запах роз все еще напоминал мне о благословении
Богини, но эта память соединялась с кровью и запахом страха. Смерть
отметила тела и именно она ощущалась этим утром среди мертвых тел
под зеленым навесом.
Люси сказала:
— Если бы они были людьми, то это можно было назвать резней, но они
настолько крошечные, что даже смерть двадцати таких, как они, не
кажется настоящей.
Не уверена, что согласна с ней, но я позволила ей высказаться. Если бы
тела были больше, то убийцы не смогли бы развесить их между розами,
словно на жуткой веревке для белья. Феи-крошки даже не начали еще
менять цвет. Они все были похожи на бледных прекрасных маленьких
куколок, разве что какой ребенок стал бы их подвешивать за запястья и
растягивать их между розовыми кустами так, чтобы связанные тела тоже
висели кругом? Но убийцы оставили сводчатый проход открытым так,
чтобы люди могли проходить через него и не наклоняться. Один
фея-крошка висел в центре сводчатого прохода, как своеобразное ужасное
украшение. Их шеи были бледными и целыми, нетронутыми.
— Здесь почти нет крови. Как они умерли? — Спросила я.
— Посмотри на грудь, — сказала она.
Как бы мне не хотелось этого делать, но пришлось распрямить плечи и
нагнуться к одной из пострадавших женщин. У нее было облако светлых
волос солнечного цвета. Ее крошечные глаза были настолько ярко
синими, как и небо, когда на него только начинают набегать облака. Я
заставила себя смотреть на ее тоненькое фиолетовое платье, где в грудь
была воткнута булавка. Это была одна из тех длинных тонких булавок
для прикалывания бабочек, которые используются для умерщвления
бабочек и потом расправляют их крылья на показ.
Я отстранилась от тела и медленно оглядела ряд висящих жертв. Они
были одеты, как и первая жертва, в тоненькие платьица или клетчатые
юбочки, в зависимости от пола, но это были книжные версии одежды про
фейри. Я знала из своего недавнего опыта общения, феи-крошки были
взрослыми, и большинству из них нравилось показывать как можно
больше своего тела. Здесь в прохладном утреннем воздухе, глядя на
безжизненные тела с расправленными за спинками крыльями, трудоно
было не вспомнить Рояла и то, как он рос надо мной с крыльями,
оттеняющими его. Я задалась вопросом, кто-нибудь из погибших
фей-крошек мог становиться больше?
— Есть предположение, что один из убийц — фея-крошка, но как мог один из
них делать это с собственным народом? — Спросила Люси.
— Кто бы это ни был, но он не хочет быть феей-крошкой. Булавку воткнули
в сердце, как и бабочек, которых они напоминаю, но для людей это не от
ненависти или презрения, — сказала я.
Она кивнула и вручила мне обернутую в целлофан иллюстрацию. Это
была сцена из Питера Пэна, где вешают его тень. Убийство не точно, но
напоминало иллюстрацию.
