Ирина Шевченко - Осторожно, женское фэнтези. Книга вторая
Снова вспышка.
Деревянные коробочки, зачарованные на то, чтобы убирать дым, не справлялись. Отчего бы еще все плыло, подернутое белесым туманом? И эта горечь…
— Тебе нехорошо? — Кара заботливо взяла под руку.
— Это от дыма. Наверное, у меня аллергия.
Аллергия — чудесное объяснение, особенно, если глаза вдруг заслезятся.
— После официальной части можно будет уйти, — утешила полуэльфийка. — Никто не станет тебя задерживать.
С официозом эльфы, вопреки расхожему мнению об их церемонности и велеречивости, не затягивали.
Лорд Эрентвилль произнес короткую речь, смысла которой я не поняла, так как не прислушивалась. Ректор сказал несколько благодарных слов от лица академии.
Затем народу показали настоящего эльфийского принца.
Принц был прекрасен и очень стар. Это было понятно по его глазам, еще более прозрачным и отрешенным, чем у всех ранее виденных мною эльфов, и по тому, насколько мертвым казался въевшийся в острые скулы рисунок.
Меня представили ему лично.
Я присела в глубоком реверансе и вздрогнула, когда его ладонь коснулась моей макушки: показалось, что с этим прикосновением он считывает мои мысли, как это делал Мэйтин.
— Я давно не встречал таких как ты, — без акцента сказал он, когда я, выпрямившись, заглянула в прозрачные глаза, ища подтверждение или опровержение своим догадкам.
— Наездниц? — осмелилась уточнить я.
— Наездницы встречались мне чаще, — ответил эльф.
На лицах тех, кто слышал наш разговор, проступило недоумение. Даже ледяная маска лорда Эрентвилля оплыла на миг, но тут же застыла с выражением искреннего безучастия.
— Мир волнуется, — продолжил принц словами Грайнвилля. — Но волнения напрасны. Ты знаешь, что делать.
— Что?
— Тебе это сказали. Мне нечего добавить.
Он и не стал. Отвернулся, переключив внимание на Каролайн. Что-то сказал ее отцу на непонятном мне эльфийском наречии. Тот кивнул, а полуэльфийка, в отличие от меня понимавшая каждое слово, опустила глаза и покраснела совсем по-человечески. Однако ее смущение было слишком счастливым, чтобы переживать по этому поводу.
Видимо, официальную часть можно было считать закончившейся, но уходить я не торопилась. Мне напомнили об обязательствах, и в этот раз я не собиралась от них сбегать. Я ведь знаю, что делать. Вернее, как.
Правильно.
Да, каюсь, велик был соблазн пойти излюбленным путем, который ведет не то что в обход, а вообще в обратную сторону. Но времени на мои забеги уже не осталось.
Мир волнуется.
Хотя, если бы кто-то из гостей подошел ко мне, чтобы переброситься парой слов, узнать, например, каково скакать на единорогах без седла, или еще что-нибудь в этом роде, я с радостью отвлеклась бы от возложенной на меня миссии. Но если в прошлый раз, когда я выпала за борт «Крылатого», от желающих пообщаться отбоя не было, сегодня на меня лишь смотрели со стороны и улыбались. Наверное, статус жертвы более располагает людей, нежели гордое звание героини. Хотя и к сегодняшней почетной жертве внимание было не слишком повышенное. Я не следила специально, но… Следила. Отметила сразу, до чего к лицу ему строгая серая тройка. И само лицо рассмотрела украдкой до мелочей. Казалось, слезы единорога смыли не только каменный налет: морщинок стало будто бы меньше, разгладились жесткие складки около рта, глаза посветлели. А может, отдохнул в кои-то веки, выспался…
Кольнуло обидой: я тут страдаю, а он спит, как ни в чем не бывало! И отпустило тут же. Сама же хотела, чтобы ему было хорошо без меня, а боги, если судить по одному моему знакомому, совсем не злы, могли и прислушаться к этому пожеланию…
Боги не злы, им лишь нужно, чтобы все было правильно.
Смежила веки. Нет, не дым. Не внезапно нахлынувшие слезы. Просто память. Воспоминания о том, от чего я собиралась отказаться. И мечты о том, чего уже никогда не будет, если только…
Открыла глаза и тут же, словно на стену, наткнулась на пристальный взгляд. Изучающий? Да. Внимательный? Как всегда… С вами все в порядке, Бет? Дышите ровнее. Все хорошо. Боги не злы и не размениваются на отравленный шоколад. А мир не рухнет, если кто-то в нем будет счастлив.
Если бы все было так просто.
Я отвернулась.
Подошла к столу с закусками, взяла с подноса бокал. Легкое вино, пара глотков не повредит. Для смелости? Нет, я не боюсь. В горле пересохло, вот и все, а мне сейчас придется много говорить. Объяснять. Объясняться.
— Простите, милорд Райхон, — я вклинилась в негромкую беседу ректора с одним из эльфов. — Не уделите мне несколько минут?
— Конечно, Элизабет.
Видишь, боже, я больше не убегаю. Я все сделаю. Правильно.
— Мы можем поговорить где-нибудь, где не настолько людно? — спросила я Оливера, опираясь на предложенную мне руку.
Не настолько людно, не настолько эльфно…
Такое место нашлось. Небольшая комната рядом с залом для торжеств предназначалась специально для того, чтобы уставшие от праздничной суеты гости могли передохнуть немного. Посидеть в удобных креслах. Поговорить.
Садиться я не стала.
Отпустив руку мужчины, прошлась до закрытого тяжелыми бархатными портьерами окна и обратно. Остановилась перед ректором.
— Милорд Райхон, я…
— Элизабет…
— Не перебивайте, — попросила, собрав волю в кулак. — Не перебивайте, пожалуйста. Это и так нелегко. Но я должна сказать вам. В последние дни…
Нет, не то.
Я зажмурилась, набрала полную грудь воздуха и выпалила на выдохе:
— Вы меня любите?
Он опешил немного от такого напора, но с ответом не тянул.
— Вы чудесная девушка, Элизабет, — проговорил медленно. — Во многих смыслах чудесная, единорог подтвердит. Вы мне очень нравитесь и думаю, я мог бы полюбить вас со временем. Но сейчас… Нет, я вас не люблю.
— Слава богу! — вырвалось у меня.
Этого восклицания он ожидал еще меньше, чем моего вопроса, и я тут же устыдилась своей неуместной, особенно в свете недавних событий, радости.
— Простите, милорд, — пробормотала, потупившись. — Это так… странно, наверное. Но, быть может, вы поймете. Вы говорили о мисс Сол-Дариен, о том, что трудно отказаться от старых увлечений… Это не совсем то, но…
— Элизабет, — прервал он меня строго. — Не нужно ничего объяснять. Если, конечно, не считаете меня слепцом или идиотом.
— Нет, милорд, — я покачала головой. — Я считаю, что вы… вы — самый лучший.
— Так уж и самый? — усмехнулся он. Обида, которую я все-таки ему нанесла, выплеснулась на мгновение с этой усмешкой, но на мое счастье она была не так велика, чтобы нельзя было превратить ее шутку, а со временем и вовсе забыть.