Лорел Гамильтон - Поцелуй теней
Гален легонько шлепнул меня по стопе.
– Эти комплименты тебя и близко к моему телу не подведут.
Я подумала было, что стоило бы ткнуть ногой ему в пах и потоптаться – доказать, что я уже достаточно близко к его телу, но я не стала. Он был ранен, и это значило бы причинять боль без цели.
Китто следил за нами внимательным взглядом синих глаз. Что-то было в этом лице, в том, как он внимательно себя держал, что я готова была ручаться: он может описать все, что мы делали, повторить все, что мы говорили. Будет ли он докладывать Курагу? Насколько этот малыш "мой"?
Он увидел, что я на него смотрю, и встретил мой взгляд. Он глядел не испуганно – дерзко, с ожиданием. Кажется, ему стало спокойнее, когда я поцеловала Холода, хотя я и не понимала почему.
Кажется, от моего взгляда он еще осмелел. Он подполз вперед, ко мне. Глаза его стрельнули на Галена, на Холода, но он встал на колени, оседлав бугор посередине пола.
И заговорил, очень тщательно выговаривая слова, стараясь не показывать ни клыков, ни раздвоенного языка.
– Ты сегодня трахалась с зеленоволосым сидхе.
Я стала было возражать, но Гален тронул меня за ногу, слегка сжал. Он был прав – мы не знали, насколько можно доверять этому гоблину.
– Ты целоваласссь... – У него получился свистящий звук, и он запнулся, потом начал снова: – Ты сегодня целовалась с серебряноволосым сидхе. Я просил бы позволения поддержать в этом деле честь гоблинов. Пока мы не разделим с тобой плоть, договор между тобой и моим царем не утвержден окончательно.
– Придержи язык, гоблин! – одернул его Холод.
– Нет, – остановила я его, – все в порядке, Холод. Китто еще очень вежлив для гоблина. В их культуре принята полная откровенность во всем, что касается секса. Кроме того, он прав. Если с Китто что-нибудь случится до того, как мы объединим плоть, гоблины не будут связаны договором.
Китто поклонился так, что коснулся лбом сиденья, зацепив волосами руку Холода, которой он все еще держал мою. Он потерся лбом о сиденье вдоль моего тела, как кошка.
Я потрепала его по голове:
– Не мечтай насчет сделать это в машине. Я групповым сексом не занимаюсь.
Он медленно выпрямился, бездонные синие глаза уставились на меня.
– Когда приедем в отель? – предположил он.
– У нее нога вывихнута, – сказал Гален. – Я думаю, это может подождать.
– Нет, – сказала я. – Нам нужны гоблины.
Рука Галена, лежащая на моей ноге, выдала его напряжение.
– Мне это не нравится.
– Пусть не нравится, Гален, важно только понимать, насколько это необходимо.
– И мне не нравится, что этот гоблин тебя коснется, – произнес Холод, – но убить гоблина было бы просто. Их проще убивать, чем сидхе, если пользоваться магией.
Я посмотрела на хрупкое тело Китто. Я знала, что он может помахаться кулаками почти с кем угодно и потом ухромать прочь живым, но магия... Это не сильная сторона у гоблинов.
Я устала, очень устала. Но мне больших трудов стоил альянс с гоблинами. Лишаться его из-за брезгливости я не собиралась. Вопрос был только в том, какую часть своего тела я готова подставить под его клыки? Фунт мяса я отдавать не хотела, но укус – на него Китто имел право. Куда прикажете вас укусить?
Глава 34
Идти я не могла из-за ноги, и в вестибюль отеля меня внес Дойл. Китто держался ко мне поближе. Рис отпускал по этому поводу сердитые комментарии. Если Рис так и будет катить бочку на всех гоблинов, то будет еще труднее, чем сейчас. А мне это не надо было. Мне надо было что-нибудь, от чего стало бы легче.
А тот, кто ждал в вестибюле, задачу мне никак не облегчал.
Гриффин сидел в мягком кресле, вытянув длинные ноги и откинув голову на спинку. Глаза его были закрыты, когда мы вошли, будто он спал. Густые волнистые волосы цвета меди рассыпались по плечам. Я помнила времена, когда они доходили до земли, и мне было горько, когда он их обрезал. Сегодня я смогла не искать его в толпе – одного взгляда было достаточно, чтобы увидеть отсутствие этой рыжей, почти красной шевелюры. Зачем он здесь? Почему его не было на пиру?
Я смотрела на него, на черную полосу ресниц закрытых глаз на бледных веках. Он тратил зря гламор, пытаясь сойти за человека. Но даже приглушив себя магией, он сиял. Одет он был в джинсы и ковбойские сапоги, белую рубашку, застегнутую на все пуговицы, и джинсовую куртку с кожаными накладками на плечах и рукавах. Я ждала, что у меня стеснится в груди, захватит дыхание при виде его. Потому что он не спал – он принял позу, в которой сразу был виден весь эффект. Но в груди у меня не стеснилось, и с дыханием тоже было все в порядке.
Дойл остановился, держа меня на руках, перед самым краем поддельного азиатского ковра, на котором стояло кресло. Я смотрела на Гриффина сверху, с рук Дойла, и ничего не чувствовала. Семь лет моей жизни – и вот я могу смотреть на него и не ощущать ничего, кроме ноющей пустоты. И задумчивой печали, что все это время, всю эту энергию я потратила на вот этого. Я боялась увидеть его снова, боялась, что все старые чувства нахлынут снова или что я взбешусь, когда его увижу. Но ничего этого не было. У меня навсегда останутся сладкие воспоминания о его теле, куда менее сладкие воспоминания о его измене, но мужчина, который сидел передо мной в тщательно продуманной позе, уже не был моей любовью. Это понимание принесло и глубокое облегчение, и тяжелую печаль.
Он медленно открыл глаза, потом губы его изогнулись в улыбке. Вот от этой улыбки у меня в груди кольнуло, потому что когда-то я верила, что она предназначается только для меня. И взгляд медово-карих глаз тоже был мне знаком. Слишком знаком. Он смотрел так, будто я никогда никуда и не девалась. Он смотрел на меня с той же уверенностью, что раньше Гален. Глаза его наполнились знанием моего тела и обещанием, что скоро он это знание освежит.
От этого даже гипотетические остатки моей нежности к нему благополучно испарились.
Молчание затянулось слишком долго, но я не видела нужды его прерывать. Я знала, что, если я ничего не скажу, первым заговорит Гриффин. Он всегда обожал звук собственного голоса.
Он встал одним текучим движением, чуть сутулясь, и потому казался слегка ниже своих шести футов трех дюймов. Улыбнулся мне во весь рот, и глаза его заискрились, на щеках показались ямочки.
Я смотрела на него с неподвижным лицом. Тут помогло, что я смертельно устала и едва могла шевелить мозгами, но дело было не только в этом. Я была изнутри пуста и позволила себе выразить это на лице. Я давала ему видеть, что он для меня ничего не значит, хотя, зная Гриффина, не думаю, что он в это поверил.
Он шагнул вперед, протягивая руку, будто собираясь обменяться со мной рукопожатием. Я посмотрела на него в упор, пока его рука не опустилась, и впервые я увидела, что он не в своей тарелке.
