Пол Андерсон - Собака и Волк
— Возьми, читай, — она сунула ему в руки дощечки.
Он быстро прочитал, положил их на землю и пробормотал:
— Италия спасена. Это, без сомнения, замечательно, но сейчас она, наверное, лежит в руинах.
— Ты, я смотрю, не радуешься, — сказала она опечаленно.
Он пожал плечами:
— А чему радуешься ты? Ведь мы по-прежнему в ссылке.
— Но мой отец…
— Ага, ты рада оттого, что известие это сделало его чуть счастливее. — Эвирион улыбнулся. — Это хорошо. Он хороший человек, лучший из тех, что я знаю. Не буду плакаться на свою судьбу.
В голосе ее зазвучали теплые нотки.
— Ты и не плачешься. Ты слишком сильный для этого.
— В некоторых отношениях. А в других… ладно, размышления на грустные темы ослабляют человека.
Она махнула рукой в сторону дома:
— Посмотри, что ты уже сделал. Он выдержит любую погоду.
— Ха! Пора бы мне уже и закончить. Вот-вот и зима придет.
— Да ты успеешь. Раз уж начал, сделаешь все мигом.
Работать ему было трудно. Может, в этот раз Виндолен принес инструменты, которые он просил у Грациллония. У Катуалорига инструментов было мало, и они самому были нужны. Он с сыновьями помогал ему иногда, но большей частью приходилось трудиться одному. Ведь хозяевам надо было готовиться к зиме.
— Да, в следующем месяце будет готов, если все сложится удачно, но вряд ли я сделаю его удобным.
— Со временем сделаешь. Мне не терпится переехать.
Жили они все вместе, с семьей и двумя коровами. Хозяева относились к ним дружелюбно, но в разговоры не пускались. Как только темнело, гасили свечи и отправлялись спать на шкуры, разложенные на можжевеловых ветвях. Угли, горящие в очаге, — вот и все освещение. Пахло дымом, потом и навозом. Когда Катуалориг совокуплялся с женой, никто не спал, хорошо, что процесс длился недолго. Дочь хихикала.
Нимета и Эвирион решили, что им нужно жить отдельно. Хорошо, что двор их был небольшим, и построить на этой территории еще один дом было невозможно. Иначе обидели бы людей, любивших Грациллония и расположенных к ним.
— Дому, конечно, далеко до того, что был у тебя в Исе, и даже до последнего твоего жилища, — покаялся Эвирион, — но, надеюсь, будет лучше, чем в пещере.
— Если бы я могла помочь! — Радость ее улетела вместе с ветром. — Так неприятно сознавать себя бесполезной.
— Это не так.
— С такой-то рукой? И колдовать не могу.
Здесь Нимета не осмеливалась творить свои маленькие чудеса. Несмотря на малочисленное население этих мест, слух о ней тут же распространился бы на далекое расстояние и дошел бы до римских чиновников. Она-то сможет убежать, но подставит под удар Грациллония: уничтожит и его, и все то, что он с таким трудом создал. Кроме песнопений, Нимета ничего другого предложить трем своим богам не могла. Местные жители приносили жертвоприношения духам леса и воды.
— Ты не бесполезна, — настаивал Эвирион. — Ты и с одной рукой делаешь многое. Помогаешь им. Им, к тому же, с тобой интересно: ты рассказываешь им разные истории и стихи. Приносишь мне сюда обед, разговариваешь со мной и поешь мне песни. Без тебя я возился бы куда дольше.
— Это самое большое, что я могу для тебя сделать, — грустно сказала она, — а ведь из-за меня ты все потерял.
— Это не так, — вспылил он. — Ты для меня все, и даже больше.
— Ох, Эвирион…
Он подошел, желая обнять ее. Объятие было бы целомудренным, но она увернулась. Руки его безвольно опустились.
— Извини, — сказал он глухо. — Я забыл. Виной всему то, что случилось в тот день у моря.
Она опустила голову и поковыряла босой ногой землю.
— Боги не излечили меня от этого, — прошептала она.
— Какие боги? — Он подавил презрение и постарался развеселиться. — Ну, ладно, во всяком случае, скоро у тебя будет собственный дом.
Она, встревожившись, подняла на него глаза:
— Наш дом.
Веселая маска слетела с его лица. В голосе послышалась боль.
— Я в это тоже верил. Потом подумал обо всем и вот что надумал. Жить в этом доме как брат и сестра будет свыше моих сил. Если мы останемся с тобой одни, это будет совершенно невозможно. Так что живи в нем одна.
— Но как же ты? — воскликнула она.
Он постарался улыбнуться:
— Наше теперешнее жилище может стать веселым местом.
Она молча смотрела на него.
— Эта молоденькая девочка, дочка Катуалорига, — сказал он, — не раз мне подмигивала, да и он намекнул, что в качестве зятя и отца его будущих внуков предпочтет меня местным парням.
— Что?
Он услышал да и увидел по ее лицу, что она была в ужасе. Поспешно добавил:
— Да я тебя дразню.
И не мог не прибавить:
— Возможно.
Нимета сжала левую руку в кулак, облизала пересохшие губы и с трудом сказала:
— Да я не имею права…
А потом взмолилась:
— Нет, ты слишком хорош для этой немытой девчонки!
— Не плачь, — попросил он. — Пожалуйста, я пошутил.
Она сморгнула слезы:
— П-правда?
— Ну, не совсем, — мрачно признался он. — Я же ведь живой человек, а она на все готова. Но было бы жестоко уехать и бросить ее.
— Уехать? Куда же ты можешь уехать?
— Да куда угодно, — он не мог сдержать горечи. — Ты зря сказала о себе, что бесполезна. Но кто такой я? Вот закончу эту работу и что буду делать? Я нарушитель закона, находящийся в розыске. Вряд ли я смогу пахать землю или что-то выращивать. Да это и не по мне. Разве это жизнь для моряка? Придет весна, и если мы все еще будем здесь, уеду.
На побелевшем лице видны были лишь огромные зеленые глаза.
— Что ты будешь делать?
— Поеду на юг, — голос его звучал все решительнее. — Кто меня узнает, когда я сменю имя? Матросом на судно я всегда устроюсь. Любой шкипер, что отважится сейчас выйти в море, на закон не обратит внимания. Заработаю на проезд в Британию. Думаю, это возможно.
Нимета протянула к нему руку.
— Нет, Эвирион, — умоляюще сказала она. — Не оставляй меня.
— Не бойся. Здесь ты будешь в полной безопасности. Катуалориг даст тебе продукты и топливо. Ему это не в тягость. Он хороший охотник, и зверья здесь полно, к тому же у него коровы.
— А разбойники, варвары…
— Да они сюда не придут. К тому же им здесь нечем поживиться. Здешние жители не посмеют и пальцем тебя тронуть. Грациллоний их тут же покарает. Более того, все они знают, что в случае необходимости ты сможешь наслать на них проклятие.
— Да ведь я боюсь за тебя! Ты идешь в самое пекло…
— Ничего со мной не случится. Ну если и умру, так врагу тоже не поздоровится. Во всяком случае, это лучше, чем… — он замолчал.
— Что? Говори.
