Энгус Уэллс - Повелители Небес
Сердце мое оборвалось.
— Я бы все же рискнул остаться с тобой.
Словно бы я и не говорил этого, потому что она продолжала:
— Да. Чем меньше вина, тем, возможно, меньше будет и наказание, которое ты понесешь.
Объятый ужасом, я сказал:
— Ты что, и правда собираешься так поступить со мной?
Она «посмотрела» на меня и кивнула:
— Ради тебя самого, Давиот.
Голос ее звучал искренне, в нем чувствовалась неподдельная боль, но все-таки Рвиан продолжала:
— Выбора нет. Если я позволю тебе остаться со мной здесь, то в Дюрбрехте твое начальство скорее всего лишит тебя права быть Сказителем.
Я сказал:
— Пусть так.
Я говорил, не думая, не чувствуя ничего, кроме того, что судьба отнимает у меня мою любовь. Да, я растерялся, но в то же время и разозлился на Рвиан за такую рассудительность, ведь я сам сгорал от любви.
Она «смотрела» на меня, широко распахнув глаза.
— Ты соображаешь, что говоришь? — спросила Рвиан.
Я кивнул.
— Долг, который ты так боготворишь, разлучил нас, — сказал я. — Ты уехала тогда, и я ничего не мог поделать, только мечтать о тебе. Я и не надеялся встретить тебя когда-нибудь вновь, но это случилось, и если Бог существует, то ему было угодно это. Или же он просто грязный шутник. Я нашел тебя не для того, чтобы потерять опять. И мне наплевать на последствия! Они вышвырнут меня — ради Бога!
Несколько долгих секунд Рвиан внимательно «смотрела» на меня. Удивление было написано на ее прекрасном лице. Потом она спросила:
— Ты готов отказаться от своего призвания? Перестать быть Мнемоником? Из любви ко мне?
— Из любви к тебе, — ответил я.
Слезы стояли у нее в глазах, но, когда я вновь попытался коснуться своей любимой, она движением остановила меня.
— Нелегкую ношу ты на меня возлагаешь, Давиот, — пробормотала она.
— Что я могу сделать, Рвиан? Я люблю тебя и ради этого готов отринуть свою школу. Все!
Она прошептала едва слышно:
— О Давиот…
Я было подумал, что уговорил Рвиан и мне будет позволено находиться с ней, по крайней мере, до Дюрбрехта, но она покачала головой и сказала:
— Я не могу принять такой жертвы. Я не могу позволить тебе погубить себя.
— Все не так, — сказал я. — Не ты, а этот долг, который стоит между нами, вот что погубит меня.
Рвиан взяла меня за руки, лицо ее было печально, и я едва сдержал желание сжать свою возлюбленную в объятиях. Я подумал, что она не одобрит этого.
— Давиот, Давиот, чем станем мы, если отступимся от своего призвания? Наши таланты — это дары…
Я резко перебил ее:
— Это проклятья, проклятья, потому что они отнимают у нас то, что нам дорого.
— Разве мы дети? — спросила она в ответ. — Которые топают ножками, когда не могут получить того, чего им хочется?
— Нет, мы не дети, — возразил я. — Дети не влюбляются.
Рвиан закрыла глаза и коротко кивнула.
— Все не так просто, — прошептала она.
— Не просто, — сказал я. — Ты называешь мой талант даром? Благодаря ему твое лицо навсегда запечатлелось в моей памяти. Я закрываю глаза и вижу тебя. Я помню каждую секунду, проведенную нами вместе; каждое слово, сказанное нами друг другу, словно клинком вырезано в моем сердце. Я решил жить с этим, но, когда снова увидел тебя, понял, что не смогу. Я знал, что не могу потерять тебя.
— И какой же у нас выбор? — Рвиан сжала руки, ее голос и лицо выражали боль. — О Давиот, наверное, лучше было бы, если бы мы и вовсе не встречались.
— Нет! — воскликнул я.
— Что же нам делать? — спросила она. — Я должна доставить Тездала в Дюрбрехт, мой долг…
— Так выполни его, — сказал я. — А потом что может помешать нам быть вместе?
— Сказителю и колдунье? — Рвиан страстно покачала головой, взмахнув золотыми крыльями волос. — Дюрбрехт этого не допустит.
— Да будь он проклят, этот Дюрбрехт! — вскричал я. — Если стоит выбор между тобой и школой, я выбираю тебя.
Рвиан «посмотрела» на меня с каким-то благоговейным ужасом в глазах, в голосе ее, скорее в шепоте, казалось, звучал страх:
— Знаешь ли ты, что будет, если ты скажешь это в Дюрбрехте?
Я покачал головой.
Поколебавшись немного, Рвиан сказала:
— То, что я тебе сейчас скажу, строго охраняемая тайна. Никто, кроме нас, колдунов и директора вашей школы, не имеет права знать об этом. Я нарушу клятву, если скажу тебе об этом.
Она замолчала.
— Скажи мне, если хочешь, — произнес я. Мне было страшно.
— Когда меня отослали, — медленно начала Рвиан, — ты мог совершенно беспрепятственно уйти из своей школы. Но сейчас, Давиот, сейчас, когда ты избрал свой путь, взял посох Сказителя, ты уже зашел слишком далеко. Если сейчас ты решишь повернуть назад… В школе колдунов есть кристалл, который увеличивает силу волшебства. Они используют его, чтобы стереть твою память. Все, что ты узнал, чему научился, все это ты навсегда забудешь.
Я похолодел, мурашки побежали по моей спине, во рту пересохло, в животе словно застыла ледяная глыба. Я произнес, роняя слова точно камни:
— Я сделал свой выбор, Рвиан. Мне нужна ты.
Она издала какой-то короткий тихий странный звук. Непрошеные слезы брызнули на щеки моей возлюбленной. Мне так захотелось стереть их поцелуем, но Рвиан крепко сжала мои руки и сказала:
— Неужели ты и правда так меня любишь?
Я ответил:
— Да.
Она сказала:
— Грядет Великое Нашествие. Сказители нужны.
— Я не единственный. Есть и другие, — ответил я.
Рвиан сказала:
— А колдуны? Нас ведь и так не хватает.
И, прежде чем я успел ответить, она своей головой показала на безоблачное небо, ровную поверхность моря, которую не тревожил ни единый порыв даже слабенького ветерка, и сказала:
— Мощь магии Повелителей Небес огромна, и мы не знаем средства, как бороться с ней. Сколь долго еще сможет так вот продержаться Дарбек? Когда начнется Вторжение? Давиот, я нужна. Мой талант нужен, чтобы защищать нашу Родину.
Я ответил, слыша, что голос мой полон негодования:
— Что ты говоришь, Рвиан?
Она плакала, уже не сдерживая слез, серебряными ручейками бежавших по ее лицу. В голосе ее звучала тоска:
— Я не могу изменить своему долгу, любимый мой, не могу, даже ради тебя.
В тот страшный момент, когда я понял, что рухнули все мои надежды, боль моя обернулась яростью раненой души. Я вырвал свои руки из рук Рвиан и, отступив на шаг назад, посмотрел на нее, не желая верить тому, что услышал.
— Я столь мало значу для тебя? — спросил я упавшим голосом.
— Ты значишь для меня все, — ответила она.
