Александр Меньшов - Железом и кровью
Я краем глаза заметил, что на берег идут несколько стражников в окружении целой толпы разношёрстных гибберлингов.
— Мы требуем…
Поднялся такой шум, что я вообще перестал различать слова.
— Тихо! Тихо! Тихо, я сказал! — на небольшой валун влез старенький седой гибберлинг в меховой шапке.
Он поднял руки вверх, призывая всех замолчать.
— Хромой. Это Хромой. Эд Хромой, — донеслось из толпы. — Пусть скажет.
Через минуту стало тихо.
— Вот что, ребятки, есть ли промеж вас такой, кто может толково объяснить, по какому случаю тут совещаетесь? Чего работа стоит?
— Гришка, давай!
Вперёд вышел всё тот же длинный мужичок. У него было выщербленное лицо, носившее следы перенесённой в детстве оспы. Криво усмехнувшись, Григорий начал:
— Мы хотим нормального к себе отношения.
— Как это понимать?
— Третьего дня, когда бандиты пытались ворваться на верфь, вы заперлись у себя, а нас бросили в мастерских. Семнадцать душ загубили. Да оно, может, и понятно было бы, так опосля вы даже-ть не подумали их семьям какой-то грош послать…
— Вот тут ты, Гриша, не прав. Никто нигде не запирался. Просто число бандитов было слишком велико, и мы сразу не смогли их одолеть. То, что погибли рабочие, конечно, печально. Мы все скорбим. Но не надо забывать, что и среди стражников, да и нас, мастеровых, двенадцать душ погибло, а семеро изранено.
— Виру! Выплачивайте виру!
— Какая вира? — воскликнул кто-то позади Эда Хромого. — Вы совсем, что ли, белены объелись? Вира платится с ватаги, коли она не выдаёт виновного…
— А гибберлинги, что были в банде? Те морочники. Не Браса ли родственнички?
— Да ты, Гриша, точно с дуба свалился! — ответил Эд. — Если тебя послушать, так виру с вас сдирать надо.
— Отчего это? — подбоченился тот.
— А то, что в банде были люди. И они напали на нас — гибберлингов. А раз люди, то чего б среди них не быть вашим родственничкам? Может, Гриша, и твоих?
Снова стал подниматься гул, но Хромой резким жестом приказал всем замолчать.
— Тихо! Чего шумите? Будем разбираться. То, что касательно вашей виры…
— Да! Что там?
— На днях мы отсылаем Избору посыльного (тут у меня голове вдруг пронеслось, а почему к Избору; ведь он какое дело до всего этого имеет?) и будем просить, чтобы похлопотал о выплате семьям погибших причитающейся доли. Приём из расчёта, коли бы они отработали весь срок.
— Правильно! Верно говоришь! — донеслось со всех сторон.
— Охрану надо бы усилить, — добавил Григорий. — А то следующего разу они точно корабли захватят.
— Верно, над этим тоже думаем. Будет у того же Избора просить пару десятков ратников. И если он хочет, чтобы суда сошли со стапелей в срок, то не откажет. Всё всем понятно? Ну так теперича по своим местам расходимся.
Толпа ещё минуту гудела, а потом рабочие вместе с мастеровыми гибберлингами разбрелись по своим делам.
— Эд! — позвал Хромого Брас. — Тут к нам из Сыскного Приказа человека прислали.
— Что? — нахмурился старый мастер.
Двое за его спиной, скорее всего, были братьями по «ростку».
— Меня зовут Бор, — представился я.
— Мы его в Седых холмах нашли, — продолжал Брас. — Его чуть Мизгирь не слопал.
Мохнатые брови Эда поползли вверх.
— Ты что там делал?
— Шёл по следу одной банды… Я уже понял, что три дня назад она попыталась прорваться к вам на верфь.
— Да, было дело. Слава Тенсесу нам удалось отбиться. Послали в лагерь Залесскому за подмогой, да пока она прибыла — своими силами справились. Даже пленных захватили.
— Кого?
— Да одну семейку гибберлингов…
— Бестолковых, — подсказал один из братьев.
— Верно, Бестолковых. То мы их так прозвали. Они, конечно, не совсем бандиты. Сами в плену были.
— Их можно увидеть? Поговорить? — спросил я.
— Можно, чего же нельзя.
— А больше никого с бандитами не было? Эльфов, например?
— Эльфов? — Эд задумался. — Не помню.
Мы направились к виднеющемуся у скалы бревенчатому срубу.
— Опоздали вы, дорогой мой, — говорил Хромой. — Банда не смогла сюда пробиться и отступила, судя по всему, к Орешку.
— Много их было?
— Ну-у…
— Около тридцати, — сказал вместо Эда его брат.
— Думается мне, что-то были не простые бандиты. Уж слишком хороши в драке.
Мы вошли в дом. У старой печи, покрытой голубоватой изразцовой плиткой, сидели три несчастных на вид гибберлинга.
Морочники!
Я даже поёжился, ощущая какой-то отчего-то непонятный страх.
Мне и раньше приходилось слышать о провидцах, в простонародье называемых «морочниками», но, то в основном были какие-то байки. А вот видеть их никогда не приходилось.
То, что они могут влиять на разум живых существ, мне казалось спорным. Истории, коими кишит обывательское племя, приписывали провидцам-морочникам просто невероятные вещи. Кто утверждал, что они способны предвидеть будущее. Иные говорили, что они способны свести с ума, «вползая» в разум, будто змеи.
Помнится мне, что один старик рассказывал о том, как имперские провидцы на Святой Земле вызывали у ратников галлюцинации и те сражались с толпами мнимых солдат. А бывало и друг с другом.
— Чего застыл? — толкнул меня Эд. — Не бойся, они не кусаются.
Я несколько замялся у порога, но потом всё же решился войти.
Семейка Бестолковых словно ожила и с большим любопытством смотрела на меня.
— Мы тут их в некотором роде прячем, — проговорил Эд. — Сам понимаешь, что не всем нравятся провидцы.
Я облизал пересохшие губы и подошёл ближе.
— Это, ребятки, к вам, — сказал Эд, присаживаясь со своими братьями за стол у маленького окна. — Поспрашают что да как. Не бойтесь, говорите смело.
Я поздоровался и начал:
— Меня направил Сыскной Приказ. Дело в том, что я ищу одно эльфа… мага… Может, находясь в плену у бандитов, вы видели…
— Видели, — кивнул один из Бестолковых. — Его зовут Энтони ди Вевр.
Я даже наклонился от охватившего меня трепета.
— Точно, так его и зовут. Где он? Был ли с вами?
— Был. Конечно, был. Но после нападения на верфь… мы не знаем где он. Думаем, бандиты увели с собой.
— Кто их главарь?
— Иван… Иван…
— Иверский, — добавил второй гибберлинг.
— Зачем они его забрали?
— Зачем? Мы не знаем.
— Да как же ж так! Вы же провидцы…
— Бестолковые они! — бросил из-за стола брат Эда. — Я же говорил. При всех их умениях, они уже давно могли сбежать от бандитов. А видишь, какие лопухи!
— Н-да, — моя радость также быстро пропала, как и появилась. — Вот же гадство!
