Алина Лис - Путь гейши
— Хорошо, — отозвался Акио раньше, чем Мия успела что-то сказать. — Что с Ясукатой?
— Ищем.
— Ищите. — Даймё мрачно ухмыльнулся. — За мной должок, а я не люблю быть должным.
Мия успокаивающе накрыла его руку, и он в ответ сжал ее пальцы. Императрица и новый сёгун обменялись полными нежности взглядами и глуповатыми улыбками. Начальник службы безопасности закашлялся, привлекая внимание.
— Официальная версия такова: боги возмутились подлостью Ясукаты и вернули на землю Миако Риндзин, чтобы она помогла покарать изменника и восстановить порядок в стране. А заодно вместе с ней вернули Сердце Моря. Демон пытался воспротивиться этому, но императрица победила его, показав истинную силу вод. — Кудо снова покосился на Джина. — Подробности про проклятие или участие вашего высочества народу совершенно ни к чему.
Джин кивнул, полностью признавая правоту начальника службы безопасности. Если объявить о причастности самханского принца ко всему этому безобразию, чего доброго, начнется новая война. На волне воодушевления от реставрации династии.
Такеши Кудо меж тем ехидно улыбнулся:
— Кстати, хорошая попытка, ваше высочество. Я все пытался понять: зачем Самхану этот брак? Где ловушка? Вы лишены магии, значит, не сможете править ни при каких обстоятельствах. Смешение крови… Изящно, даже красиво, я бы сказал.
Старший принц Аль Самхан развел руками — мол, да, идея была хороша, жаль, не вышло. Смущаться и отводить взгляд, подобно нашкодившему мальчишке, он не собирался. В политике нет морали.
— Мы неверно поняли проклятие Риндзин, — ответил он. — Смешать кровь можно по-разному, как оказалось.
— Кстати, вам удалось выяснить, где был наркотик?
Джин кивнул.
— На лезвии ритуального ножа. Лин… — Он замолчал.
Лин ему нравился. Джин до последнего надеялся, что его подозрения ошибочны. В политике нет морали, но как же больно, когда предает тот, кого ты считал своим другом.
— Как ловко! — искренне восхитился Кудо. — Наркотик сразу попадает в кровь, действие почти мгновенное. И нет риска, что зелье достанется кому-то другому.
— Ловко, — согласился старший принц Аль Самхан с каменным лицом.
— А что с Нобу и Хитоми? — Вопрос Такухати заставил начальника службы безопасности закрыть тему.
— С вашей сестрой все прекрасно. Она сегодня возвращается во дворец. Нобу Такухати передал письмо. Он просит дозволения остаться у синоби. — Кудо насмешливо улыбнулся. — Кажется, он нашел себе учителя.
— А Тэруко? — с тревогой спросила Мия, и Джин мысленно выругал себя. По-хорошему именно ему следовало поинтересоваться здоровьем супруги. И не важно, что Джин уже знал ответ.
— Ее жизнь вне опасности. Врачи обещают, что принцесса придет в себя еще до конца недели.
Вот уж кому не повезло. Удар Ясукаты швырнул Тэруко на каменный алтарь. Сломала два ребра и разбила голову, чуть не умерла, пока они все приходили в себя и пытались понять, что делать дальше.
Захочет ли принцесса видеть Джина, когда придет в себя? Если вспомнить все, что он наговорил ей при последнем разговоре, вряд ли.
Акио и Мия снова переглянулись с влюбленными улыбками, и Джин почувствовал раздражение. Чужое, так открыто демонстрируемое счастье вызывало в нем зависть.
Кудо зашелестел бумагами, привлекая к себе внимание.
— Свадьбу предлагаю перенести на первый день зимы.
— Так долго? — Мия сникла, и даймё успокаивающе положил ей руку на плечо.
— Так надо, ты же знаешь. Свадебные обряды отнимают слишком много времени. У нас его не будет сейчас.
— Знаю. — Девушка подняла на Акио полный нежности взгляд. — Но больше четырех месяцев…
В ответ Такухати склонился и прошептал ей на ушко что-то, отчего на щеках юной императрицы вспыхнул румянец.
— Думаю, на этом можно закончить, — объявил Кудо.
Джин встал. Он не показывал своих чувств, но ощущал облегчение, что совещание завершилось. Присутствие влюбленной пары бесило его, остро заставляло чувствовать себя дураком, который упустил собственное счастье. Причем упустил дважды с двумя женщинами.
Одна надежда, что Тэруко согласится дать ему шанс все исправить.
Принц уже направлялся к выходу, когда в раскрытое окно влетел бумажный журавлик. Покружил и рухнул ему на плечо.
Сердце сжало тревожное предчувствие. Джин медленно снял и развернул послание.
Он прочел его. Один раз, второй, третий. Словно надеялся, что на третий раз текст изменит свой страшный смысл.
— Что случилось?
Встревоженный голос Мии вырвал его из транса. Джин поднял глаза.
— Я должен возвращаться в Самхан, — услышал он свой голос. Словно издалека.
— Почему? Что там написано?
Молчать бессмысленно, Такеши Кудо все видел. Он потребует информации от своих агентов и самое большее через час будет иметь на столе полный доклад о произошедшем.
— Император Аль Самхан мертв.
— Твой отец… Джин, мне так жаль! — На лице девушки отразилось искреннее и глубокое сочувствие.
— Тхан арестован по обвинению в убийстве отца, — тяжело произнес Джин. — Сунан и Мин правят в столице, окраина бунтует. Я должен ехать.
Ставни были опущены, отчего в комнате в разгар дня стояли густые сумерки. Сиделка, дремавшая у изголовья кровати, при появлении Джина встрепенулась, вскочила и поклонилась.
— Ваше высочество!
— Оставь нас, — приказал Джин. — Я хочу побыть с женой.
Дверь за женщиной закрылась. Он опустился на край постели, взял Тэруко за руку. Она показалась ему холодной и бесплотной. На запястье под меловой бледности кожей часто билась жилка.
Забинтованная голова, в ворохе одеял и подушек видно только осунувшееся лицо. Джин нежно провел кончиками пальцев по щеке.
— Прости меня, — сказал он, зная, что она вряд ли услышит. — Я идиот.
Спящая не ответила. Принц наклонился, чтобы поцеловать ее в лоб. И в губы — совсем легонько, чуть коснувшись.
— Надеюсь, когда я вернусь, ты дашь мне второй шанс.
«Если вернусь», — эхом отозвалось в мыслях.
Джин знал, что едет на войну. А на войне иногда убивают.
Оседланная лошадь уже ждет во дворе. Он не будет брать с собой никого из самханцев. Хочешь путешествовать быстро — путешествуй один и налегке. Страна и брат нуждаются в нем. Каждая минута на счету.
Нет возможности дождаться, пока Тэруко придет в себя, и лично попросить прощения.
Что ж, может, и к лучшему, что они расстанутся так. Если он не вернется, она не будет горевать.
— Прости, — еще раз повторил Джин, поднялся и вышел.
