Дэниэл Абрахам - Путь Дракона
Ей казалось, что магистр Иманиэль оставил ей что-то для капитана Вестера. Она думала, что это связано с торговым каналом в Ванаи, ведущим в доки Порте Оливия, а еще с травами и специями, упакованными в снег. Без всякого разграничения между бодрствованием и дремой, дремой и сном, сознание Ситрин погрузилось во тьму. Время остановилось, вновь начав свой ход, когда она смутно осознала сердитые голоса, звучащие откуда-то издалека, и вновь остановилось.
— А ну вставай!
Ситрин с усилием разлепила глаза. В дверях стоял капитан Вестер, сложив на груди руки. Свет был тусклым, над погруженным в сумерки городом висели тучи.
— Поднимайся с постели, — сказал он. — Сейчас же.
— Уйди, — сказала она.
— Я сказал, убирайся из этой проклятой Богом кровати!
Ситрин оперлась на руку. Комната плыла и качалась.
— А в чем дело? — спросила она.
— Ты пропустила пять встреч, — сказал Маркус. — Люди начнут судачить, а когда они начнут, тебе крышка. Так что вставай, и делай, что должна.
Ситрин уставилась на него, открыв рот от удивления, а потом пришел гнев.
— Ничего уже не нужно, — сказала она. — Все уже сделано. Мною. У меня был шанс, а я его упустила.
— Видел я Квахуара Ема. Не стоит он того, чтобы так убиваться. А сейчас…
— Квахуар? Да кому он нужен твой Квахуар? — сказала Ситрин, принимая сидячее положение. Она не помнила, как пролила вино на тунику, но та потянула там, где засохшее вино прилипло к коже. — Это контракт. Я пыталась заключить его и проиграла. Весь мир был в моих руках, и я его упустила. Потерпела неудачу.
— Ты потерпела неудачу?
Ситрин развела руки, как бы указывая на комнату, город, весь мир. Указывая на очевидное. Вестер подошел ближе. В тусклом свете глаза его блестели как камни в речном потоке, рот, казалось, был вырезан из железа.
— А ты знаешь, какого это, когда твоя жена и дочь заживо горят перед тобой? Из-за тебя? — спросил он. Когда она не ответила, он кивнул. — Могло быть и хуже. Ты не умерла. Есть работа, которую нужно сделать. Поднимайся и сделай ее.
— Я отстранена. Получила письмо от Комме Медиана, где мне запрещено совершать операции о его имени.
— И поэтому ты от его имени скулишь здесь, скрутившись в калачик? Уверен, он будет в восторге. Вон из кровати.
Ситрин легла, прижав подушку к груди. Та пахла плесенью, но она все равно ее не отпускала.
— Я не получаю от вас приказы, капитан, — сказала она, делая последнее слово оскорблением. — Я плачу вам, так что делайте то, что я вам скажу. А сейчас уходите.
— Я не дам вам упустить все, над чем вы работали.
— Я работала над спасением денег банка. Я сделала это. Так что вы правы. Я победила. А сейчас уходите.
— Ты хочешь сохранить сам банк.
— А камни хотят летать, — сказала она. — Но у них нет крыльев.
— Так найди способ, — сказал он почти что с нежностью.
Это было слишком. Ситрин издала крик бессловесной ярости, села и что есть силы швырнула в него подушку. Она никогда больше не хотела плакать, и вот она здесь, и плачет.
— Я сказала, убирайся! — кричала она. — Ты здесь никому не нужен! Я расторгаю твой контракт. Забирай свое жалование, своих людей, и запри за собой дверь.
Вестер сделал шаг назад. Весь воздух вышел из груди Ситрин, и она попыталась втянуть в себя свои слова обратно. Он нагнулся, поднял ее подушку двумя пальцами, и швырнул в ее направлении. Та шмякнулась на кровать возле нее с мягким звуком, как будто кого-то ударили в живот. Он пнул один из пустых бурдюков носком сапога, и сделал долгий, глубокий вздох.
— Помни, что я пытался привести тебя в чувство, — сказал он.
Повернулся. Ушел.
Она знала, что боль придет, готовилась к ней, поэтому мука осознания факта, что он покинет ее, не стала для нее сюрпризом. Сюрпризом стало то, что даже зная об этом, будучи к этому готовой, отчаянье может настолько захлестнуть ее. Словно что-то умерло в ней на пол-пути между горлом и сердцем, и гнило, свернувшись в клубок глубоко внутри. Она слышала, как он спускается по лестнице, каждый шаг тише предыдущего. Ситрин схватила грязную подушку, и выплеснула в нее свой крик. Казалось, прошли дни, она продолжала кричать, тело сотрясалось от голода, истощения и отравления вином, пивом и элем. Мышцы спины и живота свело судорогой, но она могла контролировать свой крик и плач не более, чем дыхание.
Снизу послышались голоса. Маркус Вестер и Ярдем Хейн. Ярдем прогрохотал что-то, что по ритму она опознала как "Да, сэр", хотя слова до и после были неразборчивы. Потом более слабый, тонкий голосок. Должно быть Таракан.
Все уходят. Все до единого.
Ну и хрен с ними.
Ничего не имело значения. Ее родители умерли так давно, что она не помнила их. Магистр Иманиэль, Кам и Безель, все мертвы. Горд ее детства сожжен и разрушен. А банк, единственное, чем она когда либо занималась, отберут у нее сразу же, как только приедет ревизор. Она не могла даже представить, что когда нибудь уход нескольких охранников будет иметь значение.
Но он имел.
Медленно, очень медленно, буря внутри нее улеглась. Полностью стемнело, а крошечные капли дождя барабанили в окно, будто кто-то постукивал ногтями. Она потянулась за бутылкой вина рядом с кроватью, и с удивлением обнаружила ее пустой. Но еще осталась другая. И бочонок пива. С ней все будет в порядке. Единственное, что ей нужно, восстановить силы. Несколько минут, это все, что ей необходимо.
Она еще не совсем проснулась, когда послышались шаги. В начале мерный топот у основания лестницы, а после, еще до того, как достигли верха, более тяжелые и глухие. Что-то врезалось в стену дома, и Ярдем хмыкнул. Послышался хлюпающий звук, который мог быть и дождем, стекающим с крыши, но казался более близкого происхождения. Показался свет. Фонарь, в руке у Вестера. А за ним Ярдем Хейн и два куртадамских стражника боролись с медным тазом, футов четырех в длину.
— Нужно было вначале затащить его, а потом уже наполнить, — напряженно сказала Энен.
— Это мы еще посмотрим, — ответил Маркус.
Через дверной проем она увидела, как трое охранников поставили таз. Высотой он был Маркусу по колено, и в нем хлюпало.
— Что вы делаете? — спросила Ситрин, голос был более тонкий и слабый, чем она ожидала.
Не обращая на нее внимания, Ярдем передал пузатый каменный кувшин капитану, и стал зажигать свечи и лампы в главной комнате. Два куртадамца отдали честь, и начали спускаться по лестнице. Ситрин села, опираясь на руку. Маркус подошел к ней, и прежде чем она смогла его остановить, схватил ее за волосы, и потащил с постели. Ее колени ударились о пол с глухим стуком, и вспышкой боли.
— Ты что творишь? — заорала она.
— Сперва я пытался говорить, — сказал Вестер, и толкнул ее в таз. Вода была теплой. — Скидывай эти тряпки, или я сделаю это.
