Янтарина Танжеринова - Драконий день (СИ)
— Потому что она опасна, — повторил Эйдигир. — Эта магесса задумала злое, она погубит всех вас, моих потомков. Уж такие вещи я чувствую, я же Хранитель рода. Значит, она должна умереть.
Вот спасибо-то. Да, она оценила изящество задумки. Очевидно, его светлость рассчитывал, что так можно будет обойти «ответное проклятие». В общем-то, уже можно было бы вмешаться и посмотреть, чья магия окажется сильнее… но Айриэ медлила. Ей было интересно, как быстро Фирниор согласится с необходимостью пожертвовать одной-единственной жизнью чужой ему магессы ради спасения Великого Рода Файханасов.
— А ты не думал, что чёрный маг для рода гораздо опаснее?.. Почему бы тебе не взять его жизнь… если он виновен во всех этих убийствах.
— Потому что я не убиваю своих потомков. И никогда не причиню вред ни герцогу, ни его наследнику. Только ритуал вызова Хранителя отнимает их жизни, и то, это можно отсрочить, если остался последний в роду герцог. А убийства… подумаешь, человеком больше, человеком меньше, — довольно равнодушно заметил призрачный основатель. — Они — наши вассалы и должны быть счастливы, что им довелось умереть во имя величия рода Файханасов.
— Значит, это всё-таки он… — едва слышно пробормотал юноша с тоскливой обречённостью — А я не верил… до последнего не верил. Как бы я хотел ошибиться… Значит, его ты не тронешь? Тогда я убью его сам. Или это сделает Айнура, у неё лучше получится. Во имя справедливости, если его вина будет доказана.
— Не тебе, сопляк, решать судьбу Орминда. Он всегда под моим покровительством, а ты — только до поры, не забывай об этом! — оскалился Эйдигир.
— Ты не тронешь Айнуру! — твёрдо повторил Фирниор. — Я не позволю. Ты всё ещё подчиняешься мне — здесь и сейчас.
— Всего лишь до определённого момента, мальчик, — злорадно заметил великий предок. — Даже если бы я захотел, я бы не смог нарушить законы магии и законы крови. Я возьму жизнь этой женщины, возражаешь ты или нет.
— А другую жизнь ты согласишься принять в оплату?..
— Ещё чего, — скривился Эйдигир. — Да и кого ты предлагаешь? Этого слабого мага, твоего приятеля артефактора?.. Или кого-то из слуг в замке?
— Ты не понял! — вскинул голову Фирниор. — Их жизнями я не распоряжаюсь. Но своей собственной — да.
— Что ты несёшь, глупец?
— Если тебе нужна чья-то жизнь, возьми мою! — с мрачной решимостью заявил Фирниор. — Тем более, я теперь не принадлежу к роду Файханасов. Я лишён родового имени. Я больше не Ниарас. И, кажется, теперь-то я наконец понимаю, зачем его светлость попросил меня принести эту жертву во имя рода… А я взял и согласился стать безродным, потому что герцог поклялся, что так я сослужу службу лучше, чем если буду продолжать зваться старшим сыном и наследником виконта Ниараса… Действительно, глупец я редкостный.
Что есть, то есть. Хотя, пожалуй, восемнадцатилетнему мальчику это простительно, особенно если он чувствует себя обязанным дядюшке и кузену за человечное отношение. А герцог весьма умело на этом чувстве сыграл… Молод ещё Фирниор со старым интриганом соревноваться в хитрости, да и чист слишком для подобного. К счастью.
Его светлость, выходит, задумал вызвать Хранителя и натравить на неё — чужими руками, не запачкавшись самому. И то, что формально Фирниор лишён родового имени, дало герцогу основание надеяться, что он нашёл прекрасный выход. Ещё один глупец. И сволочь к тому же.
— А мне всё равно, лишён ты имени или нет, — заметил Эйдигир. — Важна кровь. Ты сумел меня вызвать, значит, ты Файханас, а как ты теперь зовёшься в глазах людей, неважно. Для магии — неважно.
Вот. Даже призрак это понимает. А герцог сильно просчитался… даже дважды, кажется. Потому что Фирниор — не послушная марионетка. Он не станет сознательно делать подлости. А то, что он пытается сделать сейчас, называется дуростью. Надо бы это пресечь, но Айриэ хотела знать точно. Он действительно собирается отдать собственную жизнь?.. Чтобы спасти — её?.. С ума сойти.
Айриэ, честно признаться, пребывала в растерянности. Весьма несвойственное и непривычное ей ощущение. Разве можно, скажите на милость, так бездумно распоряжаться собственной жизнью, а?..
— Эйдигир, я не уступлю. Айнура будет жить. Ты не заберёшь её жизнь, я не позволю. Ты мне подчиняешься — здесь и сейчас, напоминаю! Пусть я не могу приказать тебе уйти обратно, но предложить собственную жизнь в качестве платы я в состоянии.
Мальчишка говорил без пафоса и надрыва, до жути спокойно и так, будто бы ничего разумнее и придумать нельзя. Айриэ покусать его захотелось. В прямом и переносном смысле.
— Ты глупец, — хмуро повторил Эйдигир. — Но ты в своём праве, потомок.
— Тогда бери, — криво улыбнулся Фирниор. — Нет смысла тянуть.
Он боялся того, что собирался сделать, но отступать, кажется, и не думал. Наоборот, выпрямился во весь рост, гордо вскинул голову, всем своим видом выражая решимость.
Эйдигир пожал плечами и молча подошёл вплотную к неразумному потомку. Он был чуть выше, да и фигура у него была помощнее, так что смотрелся он гораздо внушительнее. Протянул руки и положил их Фирниору на грудь — видимо, чтобы удобнее было тянуть жизненную силу.
— Прощай тогда, потомок, — проявил вежливость основатель рода.
— Счастливо оставаться, — с лёгкой иронией ответил Фирниор, но щека у него дёрнулась.
Айриэ всё медлила, сама толком не понимая зачем. А основатель чуть шевельнул руками, и только тогда, уловив дуновение чужой холодной силы, магесса очнулась. Злясь на себя, Хранителя рода, герцога и пуще всего — на глупого мальчишку, Айриэ рванула вперёд, сбрасывая «отвод глаз». Фирниор вздрогнул и взглянул с испугом и отчаянием, призрачный основатель среагировал быстро и послал в неожиданную противницу сгусток своей холодной магии, только её щит выдержал.
Айриэ ударила в ответ волной чистой силы, потому что кидаться в призрака заклинаниями было бесполезно. А её магия — сродни той, что питает Эйдигира и удерживает эту потустороннюю сущность в материальном мире. От злости Айриэннис ударила чересчур сильно, да так, что бедного Эйдигира буквально вышвырнуло из этой реальности. Кажется, род Файханас навсегда лишился своего призрачного Хранителя. Портрет, защищённый магией, уцелел, а чаша под ним расплавилась и растеклась лужицей. Роза из «лунного» мрамора раскрошилась в пыль, однако саркофаг остался невредимым. Стены погребальной камеры загудели, светильники кое-где сорвало со стен, а Фирниор отлетел назад и чувствительно приложился спиной об пол.
Магессу потряхивало от ярости и, когда она нависла над силящимся подняться Фирниором, её голос чуть ли не срывался от злости и запоздалого страха:
