Е. Кочешкова - Шут
«Я об тебя руки марать не стану, — желчно процедил Тодрик. — А моим товарищам это незазорно».
И, прежде чем, Шут успел даже вскрикнуть, его хорошенько в четыре ноги попинали. При этом принцевы подхалимы не старались нанести особого вреда обидчику их благодетеля. Понимали, что за вред и спросить могут. Они лишь дали понять, кто во дворце главный. А кто должен молчать себе тихо в ладошки.
Заслышав шаги в коридоре, Тодрик и его дружки еще раз сообщили Шуту, кто он есть, и, весело похохатывая, убежали прочь. Шут не знал радоваться ему или огорчаться, когда понял, что шаги принадлежали Руальду…
— Пат, так что случилось?
— Я упал, — промолвил он, наконец, не глядя короля.
Из соседних коридоров донесся смех Тодрика и его товарищей. Руальд нахмурился и пару минут смотрел то на Шута, то в проем между комнатами.
— Убью, — произнес он, медленно свирепея.
— Не надо, Руальд! — Шут вцепился в его рукав. — Пожалуйста!
— Пат, ты что?! Они будут тебя бить, а я должен молча смотреть на твою разукрашенную физиономию? — король хотел выдернуть руку, но Шут держал крепко.
— Не надо! Ну, пожалуйста!
— Почему?!
— Это… это… подло доносить. Он будет думать, что я сам прибежал к тебе и нажаловался.
— Патрик! Что за детские глупости? Подло бить тех, кто слабей! Ах, он шкура козлиная!
— Это не он… это другие… — Шут с тоской разглядывал уляпанный кровью манжет.
Руальд скрежетнул зубами и вздохнул. Достал из внутреннего кармана платок, подал Шуту.
— Вытрись. Весь в кровище… За что он тебя?
— Высказался неосторожно… — Шут машинально возил платком по лицу. Нос слегка опух и болел.
— Эх, Патрик… Все-то у тебя не как у людей… Дай-ка я сам, а то ты только размазываешь, — Руальд забрал у него испачканный платок и принялся осторожно оттирать кровь с Шутова лица. Тот стоял покорно, виновато смотрел на короля. — А с их высочеством я поговорю… Да, поговорю… с глазу на глаз в королевском кабинете. Обещаю, Пат, больше он тебя пальцем не тронет.
Шут только вздохнул…
Это были первые дни правления Руальда.
Король сдержал слово: с того часа и до самого случая на охоте Тодрик больше не пытался навредить Шуту откровенным насилием. Приспособился пакостить втихую. Но о чем говорил с братом Руальд в своем кабинете, Шут не знал, только догадывался, что принцу этот разговор доставил мало удовольствия…
Они и прежде не особенно ладили, сыновья короля Берна… А после его кончины между ними и вовсе крыса пробежала. Строптивый Тодрик в каждом поступке Руальда видел лишь бездарное подражание родителю. В каждом действии брата он пытался отыскать изъян. Не мог простить ему первенства. Хуже того — не мог простить, что отец больше любил старшего…
«Ты всегда лучший! — кричал принц на следующий день после коронации. — Ты! Все для тебя! Только и слышно — Руальд, Руальд! А Руальд даже не простился с отцом! Где ты был, наследник, когда он умирал?»
Шут, испуганно застывший у трона, тогда сразу понял, что этим грехом Тодрик всю жизнь теперь будет попрекать нового короля.
Но Руальд держался мужественно. Ни в тот день, ни позже он не позволил себе такой роскоши, как обида на брата. Все ему прощал… Ну как же — младший… Ранимый сирота… И мало кто знал, как трудно было ему самому.
Шут знал.
Знал, что ядовитые слова Тодрика ранили Руальда гораздо глубже, чем тот показывал. Сердце у Шута сжималось от боли, когда он смотрел на короля — бесконечно уставшего и будто потускневшего. Руальд и до смерти отца уже фактически полностью взял на себя правление. Но прежде он мог хотя бы поговорить с Берном, и ноша ответственности ложилась на две пары плеч… Теперь же никакие советники и министры не могли заменить новому королю отца…
— Не могу! Не могу больше! — Шут вздрогнул и невольно пригнулся, когда широкая бронзовая чаша рассекла воздух в паре локтей от него и со звоном впечаталась в стену. — Не могу… больше… — Руальд закрыл лицо руками и, упав грудью на стол, затрясся в беззвучном плаче.
«Достал-таки…», — с ненавистью подумал Шут, вспоминая последний визит принца. Он смотрел на вздрагивающую спину Руальда и думал о том, что ему никогда ни за какие пряники не хотелось бы стать королем.
С момента коронации минул уже месяц, но принц не только не успокоился, он, казалось, озлобился еще больше. Руальд не знал, что с ним делать. У него и без братниной враждебности хватало забот.
— Ваше Величество… — Шут подобрал чашу и водрузил ее на макушку точно корону, сдвинув брови и выпятив подбородок — один в один недовольный наследник.
Руальд поднял голову и через силу улыбнулся. Шут хорошо умел изображать других людей. В ту пору ему это удавалось много лучше, чем словесные шутки… Синяки от сапог принцевых дружков уже прошли, но память еще была свежа.
— Ох, Пат… Если б ты знал, как я устал… — промолвил король, сердито смахивая с ресниц предательские брызги. Шут сделал вид, будто не заметил этого жеста, Руальд всегда стыдился любой слабости, и своей, и чужой.
Шута же, который сам был излишне эмоционален, это простое и понятное проявление усталости не пугало. Гораздо больше его тревожило поведение принца. Он всерьез опасался, не удумал бы наследник какой подлой каверзы против брата… Яды у Крылатой династии были весьма в почете.
Для Шута так и осталось загадкой, что в конце концов преломило ход этого конфликта. В какой-то момент Тодрик будто одумался и стал вести себя, как и положено верному подданному. Быть может, этому поспособствовал еще один летающий кубок, который на сей раз просвистел в непосредственной близости от принцевой головы. А может и очередная воспитательная беседа, в которой Руальд наконец нашел нужные аргументы…
Вспоминая те дни, Шут никак не мог отделаться от мысли, что за смертью Тодрика тоже кто-то стоял. Как знать, не будет ли Руальд следующим?
3
Подружиться с соседками по комнате Шуту так и не удалось. Это были славные девушки, простые и бесхитростные, но их жизненные интересы лежали далеко за пределами интересов Шута. Он едва ли мог понять всю значимость их радостей и трагедий. Хотя и честно старался.
Глядя на этих девушек, он пытался понять, сумел бы в самом деле стать им другом, не будь нужды носить маску дурочки Милы… Прежде Шут много общался со слугами, со многими имел хорошие отношения, но никого не подпускал к себе слишком близко… Как впрочем, и знатных господ.
Слушая разговоры своих соседок, пытаясь вникнуть в их заботы, он вспоминал последнюю встречу с Ваэльей. Из всех уроков, что она давала ему, этот, пожалуй, был самым непростым…
