Е. Кочешкова - Шут
Не меньше хлопот, чем бандаж, Шуту доставляла необходимость начисто выводить растительность на лице. Конечно, он и прежде не любил, когда оно становилось шершавым, и старался этого не допускать, щедро натирая кожу соком травы кру. Но теперь ему приходилось делать это тайком и хранить бутылочку с настоем в темном закутке одного из коридоров для слуг. Шуту хватило ума не тащить ее к себе в каморку, где любая из соседок могла бы заметить столь странный для девицы предмет. Траву кру использовали не только для удаления щетины, но этот ее способ применения был самым популярным.
А жизнь слуг, между тем, оказалась и впрямь похожа на ту, что Шут видел в казармах Дени. Здесь тоже были свои «командиры» и вверенные им «подразделения». Мила, разумеется, стояла на самой низкой ступеньке этой «лестницы». Непосредственные указания ей доставались от мадам Брю, помощницы старшей горничной. Над мадам Брю соответственно стояла сама старшая горничная, которой отдавал приказы управляющий. И еще имелся главный управляющий… Точно также строились отношения и в других местах, будь то кухня, прачечная, конюшня или скотный двор. Хотя, конечно, не везде слугам приходилось так трудно, как на должности горничной.
Но, не смотря на это, желающих драить полы в Чертоге всегда было предостаточно, ибо жалование служанки хоть прежде и казалось Шуту мизерным, а все же значительно превышало средние заработки в городе и, тем более, за пределами столицы. Многие стремились попасть во дворец, чтобы тяжелым трудом скопить денег на новую, лучшую жизнь. Ради этих денег готовы были терпеть и прихоти господ, и темные комнаты, и ранние подъемы…
2
— Мила! Его Величество рассыпали табак в кабинете. Весь стол уделали! Прибери пока оне трапезничают, — тетушка Эльна оторвала Шута от нудной и долгой работы — натирания канделябров из гостиной. Он уже полдня шоркал их с песком и отваром из корня шмелицы, пытаясь удалить копоть и сальные пятна.
— Да, госпожа Эльна, — он со вздохом отложил канделябр и встал, оправив подол платья.
«Табак… Раньше Руальд не курил…» — Шут уже неоднократно видел на столе у короля короткую изящную трубку и всякий раз огорчался по новой.
Слуги должны быть незаметны. Эту истину ему внушали с первого дня работы, и Шут изо всех сил старался соответствовать. Тем более у него для этого имелись дополнительные веские причины. Он понимал — если сказано убрать за время обеда, значит, упаси боги ему задержаться в кабинете, когда Руальд окончит трапезу и вернется к своим делам.
В кабинете было светло и уютно. Доска «престолов» стояла на своем обычном месте — на маленьком столике возле книжного стеллажа. Шут всякий раз задерживал на ней свой взгляд, пытаясь воскресить в памяти те дни, когда эта благородная игра была для них с королем отличным способом разнообразить длинные зимние вечера.
«Глупо цепляться за прошлое», — сердито одернул он себя. Зная, что в следующий раз опять засмотрится на резные фигурки…
Табак оказался рассыпан не только на столе, где Руальд умудрился перевернуть коробочку, но и по всему полу вокруг. Шут подоткнул подол — этому удобному приему он научился, глядя на других служанок — и, опустившись на колени, принялся быстро сметать крошево сухих листьев на совок. Некоторые из них залетели далеко под дубовое днище стола. Шут выгребал рассыпанное, как обычно молясь о том, чтобы королю не пришло в голову зайти в кабинет раньше времени. Этот страх стал уже привычным: Шут почему-то не сомневался, что не с первого, так со второго раза Руальд его узнает.
«Да… — подумал он, — кабы я знал, каков на самом деле труд служанок, ни в жизнь бы не стал тогда опрокидывать эту кашу… Бедная Мирта, сколько лишних хлопот я ей доставлял… Да и не только ей!..»
Он уже почти закончил, когда вместе с табачными крошками, пылью и паутиной вымел из-под стола что-то маленькое и блестящее. Чихнув, Шут поднял находку и с трепетом расправил на ладони.
Сережка…
Тонкая изящная вещица. Сплетение золота и серебра. Она была сделана в форме цветочной кисти с крошечными, не больше гречневого зернышка, бабочками из драгоценных камней. Эта вещь когда-то принадлежала королеве. Шут знал точно: он видел эти серьги на ней в тот день, когда так жестоко обманул, выдав себя за Руальда.
Как она оказалась здесь?
Да не все ли равно…
Шут провел пальцем по ажурным завиткам и с сожалением положил находку на стол короля. Он не вор, и чужого ему не надо. Однако, уже у самого выхода, собрав свои метелки и тряпки, он вдруг передумал. Схватив сережку, Шут засунул ее обратно в темную щель между столом и полом.
Незачем Руальду это видеть…
Он знал, разум короля по-прежнему хрупок. Уроки наставницы не прошли даром — Шут многое научился чувствовать иначе, чем прежде. И в душе у него постепенно зрела твердая уверенность, что он очень скоро увидит то, о чем толковала Ваэлья. Увидит наложенные на Руальда чары. Это предчувствие было сродни ожиданию весны, которая наступит, что бы ни случилось… Быть может, причиной тому стал размеренный, упорядоченный ритм жизни, когда в одно время нужно вставать и ложиться, есть и отдыхать, не имея лишней минуты на тягостные размышления. Шут, казалось, просто забыл о том, кто он на самом деле. Позволил новой, странной жизни всецело овладеть им. И именно эта аскетичная отрешенность дала свои плоды…
Все чаще слыша голос короля, он мысленно в и д е л его самого — Руальда, как он есть. Без прикрас, без фальши… Это видение было похоже на сон наяву и сперва немного пугало Шута, но вскоре он привык к новому ощущению, как сродняется человек с необходимостью ходить босиком, непосредственно кожей ощущая землю, по которой ступает.
Его мир превратился в кокон, сплетенный из чувств Руальда, мыслей самого Шута о короле и его воспоминаний об этом человеке… бесконечных воспоминаний…
— Пат? Ты чего это на полу? Отдохнуть прилег? — Руальду было смешно, а Шуту не очень. Король без малейшего усилия поднял его, легонького подростка, за ворот куртки и поставил на ноги. Ухмыляясь, заглянул в глаза: — Пьян ты что ли? Эээ, брат, да у тебя кровь из носа!
Шут сердито утер лицо ладонью. Он не был пьян и вовсе не дурачился. Просто ему «повезло» натолкнуться на юного принца, который во весь голос поносил старшего брата за глупость и безуспешные попытки походить на отца. Шут не стерпел, съязвил. А Тодрик, хоть и младше Шута на год, уже тогда, в свои неполные пятнадцать, был выше его на голову… Когда принц замахнулся Шут не испугался, просто ловко увернулся. Не учел, дурак, что от Его Высочества всякой подлости ждать можно. Вместо того, чтобы пытаться достать языкастого братнина любимчика, принц просто кивнул двум своим старшим дружкам и те, зайдя со спины, легко повалили Шута на пол.
