Андрей Валентинов - Рубеж
Неужели Юдка сорвался?
А почему бы и нет? Один, свободен, в большом городе, с Юдкиными-то возможностями…
Все вдруг потеряло смысл. Где-то играла музыка, где-то голосила женщина; черные одеяния бывших всадников изрядно вывалялись в снегу, тот, кого я сбросил первым, в падении повредил правую руку — и теперь держал свое оружие в левой. Рядом его товарищ оттеснял в сторону мальчишку; парень, в отличие от своих бледных спутников, был темен лицом и не давал так просто себя оттеснить — драться он собирался, драться до победы.
— Извините, — сказал я хрипло.
Все трое одновременно вздрогнули. Глазища мальчика раскрылись шире хотя это, казалось, было уже невозможно.
— Я приношу извинения за себя… и за своих товарищей. Однако мы попали в такую ситуацию…
Старшие невольно переглянулись — и снова уставились на меня, но не просто как на бандита — как на опасную диковину.
— Парле франсе? — неуверенно спросил мальчик.
— Не понимаю, — признался я.
Женщина все кричала. Где-то надрывался свисток — через минуту набежит толпа, мне придется снова отправляться в тюрьму, в то время как Юдка…
— Компрене ву? — продолжал допытываться мальчик. Я развел руками: — Извините.
Они были слишком озадачены, чтобы вовремя спохватиться. Я проскочил между ними, уцепил за узду лошадь мальчика — она была спокойнее. Понеслись навстречу каменные стены, шарахнулись из-под копыт зеваки.
На углу стоял господин в шубе, тот самый, что невольно сделался свидетелем ограбления. В удивлении он отнял от лица платок — и мне в какой-то момент показалось, что физиономия его состоит из одного только пористого, лоснящегося носа.
Кони нам нужны были, как лисе оглобли. Дворец — роскошное, сверкающее огнями здание, куда более впечатляющее, чем даже знаменитая мозаичная стена на моей родине, — обнаружился буквально через несколько кварталов. И это при том, что я ехал наугад, прячась за широкими боками экипажей, так что кучера и форейторы кричали на меня с особым остервенением.
Не иначе, хитрый Юдка всю эту провокацию устроил ради побега. Возможно, мне и удастся ускользнуть от здешнего правосудия, и даже наняться на работу, и, может быть, совершить пару подвигов до того момента, когда истечет срок моей визы, и, как намекала в свое время Сале…
Где ты, Сале? Куда ты нас завела?
Около дворца народу было — не протолкнуться. Богатые горожане в крытых сукном шубах, удивительные застекленные повозки, светло как днем. Все чего-то ждали, на меня почти не обращали внимания, потом вдруг ударил грохот, и я, изготовившись к неизвестной напасти, вспомнил молнии, которыми бил в нас неведомый экзорцист. Женщины в толпе завизжали — но скорее от восторга, чем от страха, потому что небо озарилось вертящимися огнями; это был не бой — развлечение.
— Пан Рио!..
Я содрогнулся. В моем кармане заворочалось нечто размером с крысу.
— Пан Рио, то я… Суньте руку, будьте так ласковы!
Жесткая на ощупь шерсть. Тоненькие ножки, копытца, рога. Ох и ну!..
— Только наружу не вынимайте, пан Рио, ведь люди ж кругом… Велено вам на коня лезть и к заднему подъезду пробираться, это там, я проведу.
— Кем ведено? — спросил я механически.
— Та паном же Логином, они с Юдкои давно уж вас дожидаются; времени, говорят, мало осталось… — Новый гром. Я малодушно вздрогнул. Огни, огни, искры…
— То скорее, пан Рио!
.. А интересно, кто кого при случае в бараний рог согнул бы — Панько Юдку или Юдка Панька?
— Иду, рогатый… Уже иду!
Сотник Логин едва удерживался, чтобы не вертеть, как мальчишка, головой. Юдка скорбно улыбался; мне вдруг сделалось все равно. Ну, блеск… Ну, лестница необыкновенной красоты, с коваными перилами, освещенная, как полуденный пляж; ну, бесконечная анфилада залов, сверкающий паркет, огромные картины на стенах, спесивые личности в золотых мундирах, время от времени попадавшиеся нам по дороге…
Мы шли плечом к плечу, едва ли не под ручку, как на гулянье — некоторая неуверенность заставляла нас держаться друг друга. Впереди топал громогласный, весь в позументах и галунах, чиновник. Перед всяким, кто встречался на пути, он потрясал развернутым свитком с тяжелой печатью; кое-кто ему даже кланялся. Только нам, идущим сзади, виден был свернутый бухтой, заправленный за фалду хвост.
— Так. Здесь, господа, останавливаемся, смотрим картинки и дожидаемся, — во дворце у нашего сопровождающего неуловимым образом изменилась манера речи.
Мы остановились — спина к спине, обзор на три стороны. По залу шатались несколько богато одетых мужчин, и я не мог определить, генералы это или лакеи. Варварская, тяжеловесная мода.
Шорох множества ног. Не стук, а именно шорох — как будто приближается стая летучих мышей. Нам пришлось отступить к стене; блестящая свита заполнила зал, как заполняет кадку подошедшее тесто. Будучи на службе у Ирины Загаржецкой, я несколько раз имел возможность наблюдать за этим восхитительным процессом. Хотя сама Ирина, конечно же, стряпни не касалась.
Я посмотрел на сотника. С неожиданным сочувствием. Не повезло тебе, старый воин, — один Заклятый твою дочь похитил, второй Заклятый — не уберег.
Сотник, не обращая на меня внимания, поедал взглядом кого-то в центре зала. Я посмотрел туда же, куда и он; окруженный согнутыми в поклоне спинами, на нас глядел одноглазый, растрепанный, большой и толстый человек с печатью власти на лице.
— Все ли вы здесь, господа? — вопрос, по-видимому, предназначался нам.
Юдка шагнул вперед:
— Все, кто понадобился, — все здесь, пане…
Взгляд кривого вперился в бывшего надворного сотника; секунда — и в надменном лице его что-то явственно изменилось. Как будто он не ожидал встретить здесь Юдку и теперь несколько сбит с толку, но в общем-то даже рад.
Немая сцена была прервана появлением целого выводка дам в блестящих с длинными шлейфами, платьях. Сопровождающие их мужчины, в париках с девчоночьими косичками, немногим отличались от спутниц. Хоть в зале сделалось совсем уж тесно, в центре неизменно оставался пятачок свободного паркета; на этот-то блестящий пятачок и вышла, манерно оттопырив мизинцы, маленькая плотная женщина.
Сотник Логин тяжело задышал у меня над ухом.
Взгляд неподвижных голубых глаз остановился сперва на моем лице потом на лице Логина, потом удивленно вперился в Юдку.
— Чего же вы хотите? — голос был приятный, тягучий, произноще-ние — странное. Будто женщина беспрестанно катала круглый камушек между языком и небом.
— Мы пришли за тем, за чем приходить не должно, но в чем есть великая надобность, — скороговоркой проговорил Юдка.
В зале произошла мгновенная, не сразу понятная перемена. Все многочисленные придворные как по команде перестали нас замечать, и каждый занялся своим делом. Одноглазый достал откуда-то щеточку и взялся чистить бриллианты на своих разнообразных перстнях; кто-то поправлял парик, кто-то беззастенчиво ковырял в носу, дамы разглядывали друг друга и время от времени протягивали руку, чтобы на ощупь оценить ткань на платье соперницы.
