Карина Дёмина - Владетель Ниффльхейма
Дождь прекратился сразу и вдруг, но вода еще долго скользила по промытым дорожкам на камне.
Алекс шел. На четвереньках, придерживаясь моста лишь самыми кончиками пальцев и не находя в себе сил подняться с колен.
Он слушал размеренную речь Мьёлльнира и желал, чтобы тот заткнулся.
— Но встретился раз на пути его Хельги, в жилах которого йотуна кровь ледяная текла, руки подобны дубам были старым, сердце же каменной тверже сосны. И в час дорассветный сошлись два героя на мира краю, на острове Волчьего зуба. Долго боролись они. Все щиты раскрошились, иззубрились мечи. Стрелы иссякли, копья небо пронзили…
Пальцы оторвались от ступеней, но тут же Алекс едва не поскользнулся, рухнул на колени, а потом и вовсе распластался на разноцветной спине Биврёста. Впрочем, молот это не заткнуло.
— На спину Хельги опрокинул героя. Горло коленом прижал и, дыханья лишив, убить вознамерился. Страшен был йотуна взгляд леденящий…
Алексу удалось встать на колени. Он полз, перебирая ступень за ступенью, понимая, что движется слишком медленно, что не успеет дойти.
— В самое сердце проник он, оттуда и в печень. Плакать принялся Трюгга сын славный. Всяк умолял не лишать его жизни. И согласился враг благородный, в знак же победы своей попросил в жены отдать старшую дочь. На крови клятву скрепили и слышали слово камни утесов да черная кошка.
Ведь главное, что Алекс дойдет. Разве легче будет кому-то оттого, что он свалится? Разобьется? В этом вообще смысла никакого…
— Но лишь повернулся Хельги спиною, как Трюгга сын подло нож свой вонзил в самую печень. Хлынула ру?да на камни, густо текла, берега украшая. Трюггассон спешно добил ледяного убийцу. Сам же сказал себе так: «Я схитрил. Видели боги, и Бельвёрк могучий — с честью победу я одержал!». Небо смолчало. И море смолчало. Лишь черная кошка, сидя на камне, пила горячую сладкую кровь. В спину глядела она Трюггассону и улыбалась в усы.
Лужи просыхали. От них оставался белесый налет, который тут же трескался и трескал сам камень, сдирая яркие его краски. Они облазили чешуей бабочкиных крыл, липли к штанам и ладоням, оставались на них следами позора.
Нет никакого позора в том, чтобы выжить!
Нет позора!
— На берег ступил кольцедробитель славой овеян. Себя он назвал победителем Хельги. Рассказывал громко всем, что боролся и как поборол, наземь обрушил йотуна сына, и жизнь его отнял верным ножом. Славу кричали ему храбрецы и громкую вису сложили. Лишь черная кошка, вплавь перебравшись на берег, щурилась хитро и в спину глядела.
Бездна, проглотившая дождь, вновь наполнялась туманом, пряча от глаз скалы и уступы.
Но Алекс знал — они есть.
— Домой отправился Космобородый, щит алый подняв над драккаром своим. И многих встречал он огнем и железом. И крови бессчетно волнам отдал. Смеялись крылатые дочери грома, свистели ветра и череп Имира багрянца был полон. И все говорили: вот хёвдинг, подобный делами героям, что мир сотрясали во славу богов. Лишь черная кошка хитро? улыбалась да в спину смотрела.
Здесь нет кошек, да и вообще ничего, кроме тумана, который крадется по следу Алекса. И Алекс слышит шаги.
Идут. Догоняют.
Торопят.
Алекс не станет бежать: опасно бегать над бездной.
— И вот Трюггассон сказал кошке так: чего ты желаешь? Готов был отдать и злато, каменья, людей, корабли, но кошке-то что до людского богатства? Мяукнула лишь и исчезла в ночи.
Мьёлльнир замолчал. И Алексу стало совсем жутко, прямо до слез. Всхлипывая, он карабкался, переползал со ступеньки на ступеньку, спеша преодолеть их как можно больше. Туман догонял.
— Дальше! — потребовал Алекс, останавливаясь. Всего на секунду, чтобы перевести дух. — Дальше что было?
— Он начал убивать кошек. И черных, и рыжих, и белых, всяких, которых встречал. Он ненавидел их столь же люто, сколь ненавидел данов и свеев. А потому резал, колол, топил и жег. Только одну, ту самую, которая пила из лужи кровь Хельги, так и не сумел поймать.
Туман тотчас вылепил десяток кошек. У них были нелепые раздутые головы и тоненькие лапки, которые разъезжались и разрывали тело надвое.
— Кошки ведь не было, так? — Алекс поднялся. — Не было никакой кошки?
— Не было, — согласился Мьёлльнир. — Кошки не было. А страх был. Страх…
— Я знаю: страх — убивает.
И то, что идет по следам Алекса, не слишком-то торопясь, потому что не сомневается: бежать некуда, оно тоже собирается убить.
Когда-нибудь потом.
А ступени закончились. Биврёст превратился в ленту, разноцветную, как рукоять старого ножа, который отец хранил в память о чем-то, а о чем — не говорил. И как на ноже, на мосту виднелись глубокие царапины. Некоторые плитки вывалились, и бездна лукаво поглядывала на Алекса снизу.
Первый шаг дался с трудом, а второй был ничуть не легче первого, но в конечном итоге это уже не имело значения. Впереди, вспарывая рыхлые туши туч, поднимались горы.
— Знаешь, — сказал Алекс, придерживая рукоять Мьёлльнира. — Мне здесь как-то… не нравится.
Не было позвонков и костей, не было штыря, который держал кости. И рог, преградивший путь, вовсе не золотом пылал. Медь позеленела от времени и в прикосновении была скользкой, противной. Но Алекс все равно взял рог в руки, содрогаясь от отвращения.
Но дуть передумал.
Алекс шел над бездной, разглядывая ее в прорехи плит. И удивляясь тому, что еще совсем недавно боялся. Бездна злилась на Алекса, протягивала бесплотные лапы, но не имела сил схватить и стащить с моста. Мьёлльнир молчал, и каким-то совсем уж нехорошим было это молчание.
Приближались горы. Базальтовые звери с седыми гривами ледников, с редкой шерстью снега и разверстыми пастями ущелий. Звери кричали голосами ветров, и Алекса оглушал этот крик.
— Если ты хочешь, — очень тихо произнес Мьёлльнир, — то еще не поздно уйти.
— И до конца жизни гоняться за кошками?
Обындевевшие ресницы норовили слипнуться, глаза резало осколками льда, но Алекс шел, уже не думая про мост и про бездну, про то, что упадет или замерзнет. И семицветная дорога Биврёста закончилась у гранитного языка.
— Мы дошли? А дальше что?
Мьёлльнир молчал. Мьёлльнир не нужен, ведь Алекс все видел сам. Повернувшись к пропасти лицом, он поднес рог к губам и дунул, сколько было сил.
И не воздух — сам Ниффльхейм завизжал. Сотни и тысячи голосов ударились о низкое небо, и разбились, упав в пропасть. Но продолжая жить, они карабкались, цеплялись искореженными руками за копья и стрелы, чтобы снова упасть. Тени заполняли бездну. И бездна задыхалась под их тяжестью.
