Лоис Буджолд - Паладин душ
— Вы можете принять его или отказаться, но учтите, другого выбора у вас не будет. В этом отношении моё предложение напоминает чудо. Сегодня ночью Эрис предпринимает вылазку против магов Джоэн. Иллвин вызвался взять на себя все его раны, в том числе и смертельные. Но мне кажется, что два тела, подпитывающие разящую руку Эриса и принимающие его раны, смогут провести его дальше, чем одно. Возможно, это и есть та грань, та маленькая разница, которая отделяет почти удачу от почти неудачи. Вы можете стать частью этого предприятия или отвернуться от него.
Фойкс в крайнем изумлении заметил:
— Но, рейна, лорд Эрис ни за что этого не пожелает!
— Верно, — холодно ответила Иста. — Никто другой не предложит вам этого выбора, Каттилара.
— Вы не можете делать это у него за спиной! — возмутился Фойкс.
— Я уполномоченный исполнитель этой авантюры. Теперь это женское дело, Фойкс. Помолчи. Каттилара… — Иста набрала в грудь воздуха, — вы уже вдова и будете ею, но та скорбь, которую вы будете нести в себе всю оставшуюся жизнь, будет разной в зависимости от выбора, что вы сделаете сегодня ночью.
— А как лучше? — откликнулась Каттилара. Теперь из глаз у неё текли слёзы. — Без Эриса всё — прах.
— Я не сказала «лучше». Я сказала «разной». Вы можете согласиться исполнить роль, предписанную вам, а можете лечь и остаться не у дел. Если вы не примете предложенную роль, а он потерпит поражение, вы так никогда и не узнаете, смогли бы вы что-нибудь изменить. Если же вы согласитесь, а он всё равно потерпит поражение, то вы будете знать это. Эрис уберёг бы вас от этого выбора так же, как отец оберегает любимого ребёнка. В этом Эрис не прав. Я предлагаю вам выбор для женщины, сделайте его здесь, на едином дыхании. Он хочет избавить вас от боли этой ночью. Я же забочусь о ваших ночах в последующие двадцать лет. В этом нет ничего ни дурного, ни хорошего. Но время на изменение решения утекает так же быстро, как вода из Порифорса.
— Вы думаете, он умрёт в этой битве, — рассердилась Каттилара.
— Он умер три месяца назад. Я боролась не против его смерти, а против его проклятия. Я проиграла. За свою жизнь я дважды видела богов в лицо, и это обожгло меня так, как, боюсь, не может обжечь ничто в материальном мире. Но я боюсь этого для него. Этой ночью он балансирует на грани настоящей смерти, смерти, которая длится вечно, и некому вытащить его из этой пропасти. И даже боги не смогут спасти его, если он в неё упадёт.
— Ваш выбор — отсутствие выбора. Смерть в любом случае.
— Нет: смерть может быть разной. Вы получили от него больше, чем любая женщина. Теперь колесо повернулось. Будьте уверены, однажды оно повернётся в вашу сторону. В этом все равны. Он уйдёт первым, но не единственным. Он будет не один, ведь он, как мне кажется, поведёт за собой длинную вереницу джоконцев.
— Поведёт, или я ничего в этом не понимаю, — прорычал Фойкс.
— Да. Неужели вы думаете, что никто из этих джоконцев не любим так же, как Эрис? У вас есть шанс позволить Эрису уйти в покое, с ясным разумом, без помех, сосредоточившись на мече, который является его символом. Я не позволю вам отпустить его взволнованным, лишённым решимости, рассеянным и печальным.
Каттилара прорычала:
— Но почему, почему я должна отдавать его смерти… или богам, или вам, или всем? Он мой. Моя жизнь принадлежит ему.
— Значит, когда он уйдёт, в вас останется пустота, в которой будет слышаться эхо его голоса.
— Все эти бедствия — не моих рук дело! Если бы люди делали так, как сказала я, этого бы не было. Все против меня…
Еда на подносе иссякла. Вздохнув, Иста коснулась белого пламени и снова расширила канал. Каттилара осела назад, проклиная всё вокруг. Поток белого огня из сердца Катти был медленным и сердитым, но ещё на несколько часов этого хватит.
— Я бы дала ей возможность попрощаться, — грустно сказала Иста. — Замечание лорда Иллвина об удержанных поцелуях и несказанных словах не дают мне покоя.
На лице Фойкса отразился ужас:
— Но её замечания, мне кажется, всё же не стоит передавать лорду Эрису.
— Я рассудила так же. Пятеро богов, зачем меня прислали сюда? Ступай, Фойкс, отдохни, сколько сможешь. Сейчас это твой первейший долг.
— Слушаюсь, рейна. — Он взглянул на Лисе. — Ты придёшь проводить нас? Позже?
— Да, — прошептала Лисе.
Фойкс хотел было что-то сказать, но голосовые связки отказались ему повиноваться; он благодарно кивнул и откланялся.
* * *Иста тоже отправилась к себе прилечь на несколько часов. Она жаждала сна без сновидений, боялась видений, но ей удалось только подремать, звуки агонии, просачивающиеся сквозь решётку из медленно разлагающегося замка, казалось, заполняли всё вокруг. Наконец Лисе, чьё лицо освещал огарок свечи, стоящий в медном основании подсвечника, стеклянная часть которого лежала где-то грудой осколков, пришла разбудить её. Иста к этому времени уже проснулась и оделась. Унылое траурное одеяние стало грязным и кое-где износилось, но чёрное платье отвечало её настроению и сливалось с темнотой.
Лисе последовала за ней, подняв повыше бледный огонёк, когда Иста открывала дверь, ведущую на галерею. Рейна миновала несколько ступенек и застыла. Дыхание перехватило.
Высокий угрюмый мужчина стоял на несколько ступеней ниже неё, так что его лицо как раз находилось напротив её, в той же самой позе, в какой стоял мёртвый Эрис, когда она поцеловала его. Лицо мужчины и его очертания были немного размыты; Иста решила, что он немного похож на Эриса, немного на Арвола, совсем чуть-чуть на её умершего отца, хотя ди Баосия был ниже и толще. На Иаса, сочла она, он похож был меньше всего.
Одет он был так же, как офицер Порифорса, — в кольчугу и серо-золотой плащ; но кольчуга сверкала, плащ отглажен и безупречен, вышивка горела, словно огонь. Его волосы и борода были ровного серого цвета, острижены так же коротко, как у Эриса, чистые и гладкие. Колеблющийся свет свечи не оставлял отблесков ни у него на лице, ни в бесконечных глубинах его глаз; напротив, они светились своим собственным лучезарным светом.
Иста сглотнула и вздёрнула подбородок. Колени стали ватными:
— Я не ожидала увидеть Тебя здесь. — Отец Зимы одарил её мрачным кивком:
— На полях сражений присутствуют все боги. Какие родители не будут с беспокойством ждать, стоя у ворот, снова и снова поглядывая на дорогу, когда же их дети вернутся домой из долгого и опасного путешествия? Ты сама ждала у этих ворот, и тщетно и не зря. Помножь эту муку на тысячи и пожалей меня, сладкая Иста. Потому что мой великой души сын задерживается, он заблудился в дороге.
