Тимур Литовченко - Власть молнии
— А как же их выбирать? — недоумённо спросил Карсидар.
В разговор вступил жрец, который на своём церковном наречии объяснил, что митрополит Иосиф предвидел подобную неувязку. А потому, по зрелом размышлении, он сам предлагает чужестранцам имена: Хорсадару — Гавриила, так зовут одного из архангелов Господних, а Дриву — Андрея, святого и апостола, ученика Иисуса Христа. Это очень почитаемые имена, и носить их — большая честь…
На этом месте жрец запнулся, зато Карсидар, не сдержавшись, молвил:
— Ты хотел сказать, «большая честь для колдунов»? И ещё уважаемый митрополит надеется, что такие высокопоставленные слуги Божьи осерчают на нас за то, что мы посмели взять их имена, и, чего доброго, испепелят нас молниями небесными.
Жрец ничего не ответил на этот выпад.
— А имена вам нравятся? — спросил князь.
Читрадрива сказал, что согласен называться Андреем. Но вот Карсидару пришлось не по нутру имя Гавриил, которое, с лёгкой руки товарища, вызывало у него неприятные ассоциации с «габир». К тому же при рождении он был наречён именем, упоминаемым в священной книге русичей…
— А Давид… это христианское имя? Когда мы сидели в порубе, Дрив рассказывал про Давида, который был славным воином… Мне понравилось.
«Что ты делаешь?! Прекрати», — попробовал остановить его Читрадрива.
Остромир как-то странно захихикал.
— Признаться, я ожидал чего-нибудь в этом роде, — тихо сказал Михайло.
Однако жрец заверил, что Давид — имя христианское, и что царь Давид в самом деле был славным воином. А Данила Романович с самым серьёзным видом добавил, что это имя носили многие князья.
— Значит, на том и порешили. Станете вы отныне зваться Давидом и Андреем, — заключил он и обратился к жрецу:
— Итак, батюшка, ступай и передай всё услышанное митрополиту. А нас ждут дела военные.
Глава XIX
СЕВЕРНЫЕ ЗЕМЛИ
Белёсая пыль покрывала одежду всадников, тоненькой маской оседала на лицах; струйки пота кромсали маску на куски. Карсидар вспомнил бесконечную песню Пеменхата:
«Славная пыль прошлых веков,
Что осела на наших сапогах,
Вновь позвала нас
В путь…»
Только где осталось это прошлое, в какие неведомые дали ушло? Где теперь старина Пем, что с ним? К тому же на сапогах Карсидара нынче оседает пыль таких далёких земель, о которых в Орфетанском крае и слыхом не слыхивали. Кстати, в последнее время Читрадрива всё больше недоумевает. Ведь они шли с севера на юг, через Люжтенское княжество, а очутились гораздо севернее таинственных гор, где разыскали «пасть дракона», — но не в исходном пункте! Как же это понимать?..
Ладно, пусть с этим Читрадрива разбирается. У него куча времени, чтобы рассуждать о разных загадочных вещах в перерывах между овладением при помощи перстня лекарским искусством и осмотром «калик перехожих», как назывались на Руси увечные странники.
А Карсидар ехал плечом к плечу с сотником Михайлом и не переставал дивиться нескончаемым сюрпризам этой земли. Зимой они оба с непривычки тряслись от холода, особенно Читрадрива, который периодически простуживался. А сейчас наоборот, приходилось изнывать от жары в северных землях! Михайло говорит, что следующая зима будет ещё более студёной, чем прошлая. Это же надо! Представить невозможно.
Михайло вёл свою сотню по Владимиро-Суздальской земле, в полной мере испытавшей ужас татарского разграбления и всё ещё не полностью оправившейся после нашествия. И хоть прошло уже два года со времени тех трагических событий, на пути отряда то и дело попадались опустевшие сёла и просто грандиозные пепелища. Говорят, и сожжённый ордынцами Суздаль ещё не отстроен, как следует. Теперь там новый князь, Святослав Всеволодович, который всеми силами старается придать городу достойный вид…
А старший брат, Ярослав Всеволодович, сидит в менее разрушенном Владимире. На Руси было два города с таким названием, и оба — столицы княжеств, но если более древний из них, расположенный к западу от Киева, называли Володимиром, как звучало соответствующее имя в речи полянских русичей, то северный — чаще по-книжному, Владимир, а то и Владимир-Суздальский, чтобы избежать путаницы. Карсидар уже обратил внимание, что на севере люди разговаривают не так, как в Киевской земле, их язык всё больше похож на церковный. Небось, думал он, священники здесь в особом почёте, раз весь местный люд старается говорить так же, как и они…
— Слышь, Михайло, а к Святославу Суздальскому мы не поедем? — спросил Карсидар, зорко поглядывая в сторону высоких густых кустов, скрывавших берег Клязьмы.
— А начто нам сейчас Святослав? — удивился Михайло.
— Ну, всё-таки князь…
— Эх, Давид, Давид! — сотник цыкнул сквозь зубы и разочарованно покачал головой. — Удивляюсь я тебе. Который месяц ты у нас живёшь, а до сих пор самых простых вещей запомнить не можешь! Пойми ты, Ярослав Всеволодович — великий князь, а Святослав, хоть и брат его, — удельный. Он же войска выставить не может без разрешения брата, так чего к нему вперёд Ярослава ехать, время зря терять?! И, вдобавок, это крюк какой, сколько вёрст на север… Эх!
Михайло раздражённо махнул рукой.
— Чует моё сердце, ох, чует, что не будет в этих землях никакого толку. Народец здесь пуганый. Не выстояли они супротив татар окаянных, свои дома не уберегли от напасти. Смогут ли помочь нам? И станут ли…
Он замолчал как-то слишком резко. Карсидар почувствовал, что сотник чего-то не договаривает, а когда попробовал покопаться в его мыслях, Михайло, как всегда, почувствовал это и, резко обернувшись, сказал:
— Да разве только здесь пуганые? И у нас много таких… Ты вот с Микулой поговори, втолкуй ему, что нечего татар бояться, их нужно бить. Что-что, а убеждать ты умеешь! — и сотник громко хохотнул.
Микула, о котором говорил Михайло, был важным киевским боярином из славного рода Гордяты. Его Данила Романович отрядил посланником к князю Ярославу, правда, возглавлял он посольство лишь чисто формально, чтобы придать ему больший вес и значительность. В характере этого старика не сохранилось ни единой чёрточки, которая хоть как-то отвечала бы имени его знаменитого предка. Микула дрожал при одной лишь мысли о возможном нападении татар, поэтому держался в самом центре отряда и постоянно твердил, что вокруг неспокойно, всюду ему чудилась смертельная опасность.
Что же до умения убеждать людей, то Михайло намекал на разговор, случившийся между Карсидаром и Данилой Романовичем в разгар зимы и имевший весьма неожиданные и далеко идущие последствия.
