Анна Котова - Время Изерлона
Пять лет! И что, спрашивается, ей делать эти пять лет? Мария Сюзанна представила себе пять лет на бахче — и со всей ясностью осознала, что сельское хозяйство не ее призвание. Как временная работа — это замечательно. Как дело всей жизни — ни в коем случае. Даже год будет выдержать нелегко, а пять — невозможно.
Иногда она встречалась с Аннелизой. Та пристроилась в офицерской столовой. Подавала еду, убирала посуду, кокетничала с мужчинами — и заодно узнавала свежие сплетни из первых рук. Именно от нее Мари узнала о разгроме транспортного флота, шедшего в сторону фронта.
Они сидели на лавочке в сквере — кажется, на той самой, где она когда-то видела кошмарный сон, — и жевали бутерброды, запивая их жидковатым, зато сладким кофе из термоса.
— Парни говорят — началось, — сказала Аннелиза полушепотом, оглянувшись по сторонам. — Будет очень, очень плохо.
"13-й флот, — подумала Мари. — Райнер…" — а вслух спросила совсем о другом:
— Как ты думаешь, возьмут меня на здешние курсы механиков?
— Зачем тебе это? — изумилась Аннелиза. — Что ты забыла среди железок? Будешь ходить вся в машинном масле. Тоже мне — занятие для девушки. Это ж хуже огорода.
— Это ближе к истребителям, чем кабачки.
— А твоя летная школа?
— Накрылась. Не берут.
— Тогда, наверное, и в механики не возьмут.
— Я все-таки попробую, — вздохнула Мари. — Если не попытаюсь — потом буду жалеть.
— Не знаю, о чем тут можно жалеть, — пожала плечами подруга.
— Я хочу попасть во флот. Хоть как.
— Хоть тушкой, хоть чучелом… — хихикнула Аннелиза. — Не возьмут на курсы — нанимайся в судомойки. Глядишь, назначат на флотский камбуз.
— И наймусь.
Аннелиза поставила пластиковый стаканчик на лавку и взяла Мари за подбородок.
— Ну-ка посмотри мне в глаза. Признавайся, ради кого ты рвешься во флот. Ни в жизнь не поверю, что ты так уж мечтаешь стрелять по Империи.
— Мечтаю.
— Врешь, подруга. Дай-ка угадаю… Рыжий пилот? Нет? Аааа… знаю. Розенриттер с красивыми глазами. И нечего отворачиваться, вон как щеки-то порозовели. Послушай меня, Мари. С чего ты взяла, что тебе поможет военная специальность? Даже если ты попадешь во флот, ты можешь никогда не оказаться рядом с ним. Кораблей много, а ты одна. Ну не расстраивайся так. Что ты носом хлюпаешь? Перестань сейчас же!
— Я боюсь за него, — всхлипнула Мари. — Я боюсь, что больше никогда его не увижу.
…А на курсы ее взяли.
Когда она узнала, в каком полку он служит, в ней всколыхнулись давние детские страхи.
Розенриттеры, гроза Галактики. Демоны из страшных сказок.
Еще в школе училась — одноклассницы и соседские ребята рассказывали истории, в которых истина была спаяна с неуемной фантазией в сверкающий багровыми искрами монолит. Начиналось всегда одинаково: "воевали наши с мятежниками на планете такой-то, я точно знаю, там был сосед…." — или племянник сюзерена, или сын графа из той планетной системы, где выросла няня… — рассказчик сыпал именами и званиями, придавая достоверности своей байке. А потом появлялись розенриттеры. Они были железные. У них были зеркальные забрала, за которыми не видно лиц. Их доспехи были обагрены кровью, она не запекалась, а стекала густыми струйками под ноги, и там, где ступали их тяжелые сапоги, оставались громадные кровавые следы рубчатых подошв. В руках их свистели гигантские топоры с бритвенно-острыми лезвиями, прорубавшими любую броню, хоть стальную, хоть сталепластовую с алмазной нитью, прочней которой ничего на свете нет. Они двигались быстрее, чем это возможно для обыкновенного человека, — говорили, что в их скафандрах есть для того специальные ускорители реакции. Там, где они проходили, не оставалось никого живого. Только разрубленные на куски тела. И лишь редким счастливцам случалось затаиться, не попасться на глаза, и это было чудом, потому что за зеркальными забралами скрывались инфракрасные датчики, отслеживавшие тепло человеческого тела. Рассказывали, как уцелел некий рядовой, принятый за убитого, потому что порубленные его товарищи рядом с ним были еще теплыми, а он догадался закрыть глаза, почти не дышать и совсем не шевелиться.
Почему они назывались Рыцарями Розы, дети не знали, вокруг этого символа ходили легенды одна загадочней другой, но каждому было известно, что на левом рукаве у чудовища в доспехах непременно изображена красная роза. Рассказывали, что без доспехов розенриттера не отличишь от обычного человека, его хищные ядовитые клыки втянуты в десны, а острейшие железные когти — в пальцы, но от рисунка розы они не могут отказаться, и хоть где-то, хоть как-то она непременно будет присутствовать.
Рассказывали, что в розенриттеров людей превращают на той стороне, у мятежников, в специальных лабораториях. Вживляют зубы и когти, второе сердце, черное, все это без наркоза, чтобы чудовище было злее. Своих людей для этой операции мятежники жалеют, уродуют имперских детей, которых глупые родители увезли из Рейха. Монстры, выходящие из тайных подвалов альянсовского медицинского центра, спрятанного на засекреченной планете, непобедимы, злобны и коварны. Но бывает, что красное, прирожденное сердце розенриттера помнит милый Рейх, и тогда рыцарь Розы оставляет мятежников и переходит на сторону своей истинной родины. Увы, ни роза с одежды, ни чернота второго сердца, ни клыки и когти никуда не деваются, и обязательно однажды в таком человеке пробудится кровожадный демон, для которого нет ничего слаще, как разорвать кого-нибудь на куски. Рассказывали, что случалось иной раз имперской женщине полюбить скрытого розенриттера, не заметив розы на рукаве или в петлице фрака. Все они кончили плохо. Рано или поздно звериная сущность супруга брала верх, — говорили, что она включается от укола розовым шипом или даже от запаха розового масла, — и наутро находили лишь труп бедной дамы. Впрочем, иногда всплывал мотив ужаснувшегося содеянным розенриттера, который пришел в себя поутру над телом зверски убитой возлюбленной и покончил с собой. Разумеется, перервав себе горло собственными когтями.
Не было персонажа страшнее розенриттера в фольклоре школьников младших классов.
Иной раз демоны являлись маленькой Марии Сюзанне в ее детских кошмарах: как она лежит в своей кроватке, а в комнату врываются чудовища в кровавых доспехах, со сверкающими топорами, и как она замирает, полуживая от ужаса, и громадная металлическая фигура медленно поворачивает в ее сторону сверкающее зеркальное забрало, а на рукаве разгорается зловещим красным светом цветок розы. Она знает, что надо зажмуриться, но не может. И вот розенриттер видит ее и делает к ней шаг… тут она с воплем просыпалась. Мама прижимала ее голову к мягкой теплой груди, пахнущей уютом и безопасностью, и шептала: "Все, все, маленькая, они уже ушли".
