Терри Пратчетт - Темная сторона Солнца
Непрошено в сознание Дома проник «Зеленый Отче наш», последние слова, которые он произносил ребенком, прежде чем забраться в постель, закончив вечерние молитвы «Господи, благослови домашних роботов».
Он проскочил «Отче наш» аллюром. Столетия исказили слова, так что теперь они стали бессмысленной тарабарщиной, но все же сохранили некую силу.
В повисшей тишине медик произнес:
– Теперь, Дом, у тебя есть голосовые связки. Ты дышишь. Ты построил себе рот. Наверное, тебе хотелось бы кое-что сделать.
Дом закричал.
Он рассматривал себя в огромном, от пола до потолка зеркале. Все было на месте, все в рабочем порядке. Опираясь на память его тела, резервуар дублировал ногти, зубы, рисунок ДНК и даже заживил шрам у него на груди. Дом с горечью потер это место, вспомнив свое бегство от башни.
Скрипя шарнирами, подошел Исаак и протянул его одежду. Дом медленно оделся.
Налицо было только одно изменение. Прежде он был угольно-черным и пристойно безволосым – результат полезного для здоровья ультрафиолета в свете Видишь-Почему и инъекций танина. А теперь у него были волосы до пояса с зеленым – как и у всего тела – оттенком.
Возглавляющий отделение регенеративных резервуаров задорный доктор-креап объяснил ему это подробно, с редким пониманием разговорного галанглийского. Впрочем, креапы всегда легко перенимали манеру других рас.
– В просторечье это называется «сопли». Разумеется, уж вам-то этого не надо объяснять. Когда-то я ходил в море на больничных плотах, но мы уже далеко ушли от тех примитивных баков для выращивания конечностей.
Как бы то ни было, господин Председатель, «сопли» сами по себе живые. По сути, это очень сложный организм, который можно контролировать. Я гарантирую, что он дублирует ваше тело почти на атомарном уровне. Разумеется, у него есть некие преимущества, например повышенная способность переносить высокие температуры… Э-э-э, да, в вашем возрасте я такому вопросу не удивляюсь. Да, ваши дети будут во всех отношениях гуманоидными… – Тут доктор отпустил на удивление уместную грязную шутку. – Но чтобы избежать недоразумений, уясните раз и навсегда: это действительно вы, а не какая-то чужеродная слизь. Цвет? Боюсь, таково на данный момент положение дел в технологии… Приходите к нам лет через десять, и гарантирую, тогда мы сделаем вам тело без тени зелени. Что до волос… Ну, их отсутствие пока не стало генетической характеристикой уроженца Противусолони.
Прошу прощения, но на данный момент это процесс «писать со всеми бородавками».[8]
Прежде, чем вы нас покинете, господин Председатель, мне бы хотелось показать вам больницу. Уверен, персонал будет очень счастлив познакомиться с вами э… в неформальной обстановке. Что до меня, я буду горд пожать вам руку управляемым приспособлением.
Застегнув высокий галстук-удавку, Дом повернулся вокруг себя.
– Как я выгляжу?
– Бледно-зеленым, – хладнокровно ответил Исаак и указал на небольшой пластмассовый чемоданчик. – Тут кое-какая косметика для тела, босс. Ее прислала твоя мать.
Еще раз повернувшись вокруг себя, Дом провел бледно-зелеными пальцами по лицу. «Сопли», насколько сумели, попытались восстановить пигментацию тела, и все равно он выглядел так, будто год сидел на насыщенной медью диете. В период реабилитации он следил за рассказами о себе в новостях. Ловцы уже гордились совершенно зеленым Председателем и как будто ничуть не возражали против того, что эта зелень – результат отнюдь не удали на морской охоте. Но, согласно невысказанному замечанию матери, эта самая зелень оскорбит инопланетных сановников.
– А пошли они к Бенгу! – сказал Дом вслух. – Невелика важность. И вообще зеленый – святой цвет.
У дверей шесть офицеров службы безопасности вытянулись по стойке смирно, стоило Дому выйти из больницы в сопровождении Исаака и нескольких врачей и санитаров, тактично следовавших за ними на некотором расстоянии.
Рядом с охраной ждал Хрш-Хгн. В руках он держал высокоскоростной молекулярный дезинтегратор, и вид у него был сконфуженный.
– Тебе идет, – сказал Дом.
– Я пацифист, как и пристало философу, а это – варварство.
Они поднялись на председательскую баржу, которую, стоило ей подняться в воздух, окружили пять флайеров.
Дом невидящим взглядом смотрел вдаль.
– Кто заменил Кородора? – спросил он некоторое время спустя.
– Некий Самхеди Суббота с Лаота. Э… надежный человек.
Но для того, чтобы быть агентом службы безопасности на Противусолони, требовалось гораздо большее, чем просто профессионализм.
– Фнобы его примут?
– Поговаривают, он позволяет себе обликошовинистические высказывания. Поживем, увидим. – Хрш-Хгн поглядел на Дома. – Ты был привязан к Кородору.
– Нет. Он дружбы не поощрял, но… ну, он ведь всегда был рядом, правда?
– Что да, то да.
Повернувшись на сиденье, Дом поглядел на Исаака.
– И если ты хоть слово скажешь, робот…
– Нет, шеф. Мне приходило на ум, что лорд Кородор питал несколько чрезмерную любовь к миниатюрным камерам, но такова его работа. Он был правильный мужик. Я скорблю.
«Четыре месяца назад, – подумал Дом, – кто-то убил его и пытался убить меня. Я обязательно выясню почему».
Ветер гнал косой дождичек, когда эскадрилья приземлилась у второго жилища Сабалосов, небольшого, окруженного стеной купола недалеко от административного центра Тау-сити. Встретить Сожа вышла даже леди Виан, закутанная в тяжелую накидку и выглядевшая чуть счастливее оттого, что остановилась в городе. Космополитичностью Тау никогда не поражал, хотя и был чуть ближе к галактическому уровню, чем жилые купола.
– Цвет тебе не идет, – были ее первые слова. Обедали в малом зале. За нижним концом стола.
Суббота и старшие управители уважительно подслушивали. Вежливо осведомившись о больнице, Джоан умолкла и за весь обед не проронила больше ни слова. Сидевшая через стол Виан поглядела на сына.
– Почему бы тебе не попробовать косметику для тела?
Дом поймал взгляд прислонившегося к стене офицера службы безопасности. Одна рука у него была зеленая, и по щеке тянулась зеленая полоса, на подбородке и шее сливаясь с зеленой формой. Охранник подмигнул.
– Я предпочитаю такой.
– Извращенное тщеславие, – сказала Джоан. – Тем не менее я согласна. Пятнистого внука я бы не перенесла, а сейчас он хотя бы равномерного цвета. – И, отодвинув тарелку, добавила: – Кроме того, зеленый цвет святой…
– На Земле зеленый, разумеется, цвет хлорофилла, – возразила Виан, – но здесь растительность голубая.
Джоан бросила быстрый взгляд на высеченный в потолке символ жалостливой йоги, потом, прищурясь, пристально поглядела на невестку. Дом наблюдал за ними с интересом, пожалуй, даже слишком явным, потому что Джоан это почувствовала и, опустив глаза, нарочито медленно сложила салфетку. Потом встала.
