Скотт Вестерфельд - Загробные миры
– Мигающие или нет?
Ниша отступила, обозревая их работу.
– Мигающие.
– Тогда поехали, – и Дарси вставила вилку от гирлянды в розетку.
Спустя мгновение Ниша покачала головой.
– Это лишь мерцание, Патель. Чересчур медленно, чтобы счесть его миганием.
– Может, им нужно прогреться? – спросила Дарси. За огоньки всегда отвечал их отец, но сейчас родители находились на кухне, наполняя дом запахами роти,[106] кокоса и жженого сахара. – Почему папа вообще готовит? Я думала, ему не разрешают, когда к нам приходят гости.
– Похоже, родители хотят, чтобы мы побыли вместе, – Ниша подняла одну ногу, подражая позе Ганеши. – Иными словами, предки жаждут, чтобы я раздобыла сплетен.
– Серьезно?
– Слышала бы ты Аннику, когда я каждый раз получаю от тебя эсэмэс. Она желает подробностей. Наверняка собирается устроить сеанс семейного психоанализа.
– Тьфу, а я-то думала, они стали лучше, – посетовала Дарси, ложась спиной на ковер. – Папа не приставал ко мне с возвращением в колледж примерно месяц. И он даже поинтересовался, как мои успехи, когда вчера вечером вез меня домой!
– Я вечно твержу о твоих «успехах», но, в основном, чтобы их позлить. Теперь и они начали о них говорить, – ответила Ниша, сложив руки в молитве и кланяясь в пояс. – Всегда к твоим услугам.
– Спасибо, – произнесла Дарси. – Но позвольте мне обратить ваше внимание на одну деталь. На меня и впрямь обрушился успех? Ну, с настоящими деньгами?
– Мало ли что ты говоришь, но если бы не мои манипуляции с родителями, старшие Патели навещали бы тебя раз в неделю, – Ниша приостановилась, чтобы смахнуть несуществующую слезинку. – И за все труды мне не дали мигающих фонариков.
Верно, лампочки до сих пор просто мерцали.
– Но я привезла подарки! – воскликнула Дарси, показывая на стопку книг в ярко-оранжевой обертке, ждущих, когда их развернут возле алтаря. Дарси тщательно выбирала их в течение нескольких месяцев, поскольку честность Ниши в отношении качества подарков была печально известна. Они включали в себя чехол для телефона с картой подземки, билеты на поезд для поездки в Нью-Йорк на весенних каникулах, а также футболку с изображением дет-металлической версии Сверкающей Гривы, второго любимого Нишей персонажа из «Искрящегося пони».
– Не откупишься, Патель. Из-за тебя мне приходилось догадываться обо всех стоящих сплетнях.
Дарси закатила глаза. Тетя Лалана первой узнала об Имоджен, а ей, Дарси, надо расплачиваться за откровенность.
– А ты теперь любишь только девчонок? – выпалила Ниша.
– Не знаю.
– Твой ответ навевает на меня тоску, Патель. Должна же ты иногда смотреть на людей – на каких-нибудь случайных симпатяшек на улице. Это всегда парни?
– Я уже ни на кого не смотрю. Отношусь к этому совсем иначе. – Лампочки замерцали быстрее, теперь они почти мигали. – Возможно, я одержима Имоджен.
Ниша фыркнула.
– Уверена, технически данный термин называется «восхитительная чудила».
– Какое тебе вообще до нас дело?
– Мне любопытно, Патель. Вдобавок после твоего отъезда на меня набросятся старшие Патели. Но я буду иметь целый ворох ответов!
Дарси сделала глубокий вдох.
– А если я им ничего не расскажу?
– Не будь трусихой, Патель.
Вот оно, снова это слово. На миг Дарси задалась вопросом, что Имоджен и Ниша согласовали свои нападки.
– Сегодня первый день Панча Ганапати, – проговорила Ниша. – Лучший момент для признаний в кругу семьи!
Дарси встрепенулась. Еще с самого детства для них с Нишей главным был последний день Панча Ганапати – ведь тогда они могли смело открывать подарки. Она успела позабыть, что сегодняшний вечер посвящен исключительно семейным отношениям.
– Когда ты стала такой религиозной?
Ниша пожала плечами.
– Я верую в математику.
– Математику?
– Подруга, индусы придумали ноль, и еще есть мантра тысячелетней давности… просто степени десятки, от сотни до триллиона.[107] Что, круто?
Дарси приподняла бровь.
– Вероятно, у нас с тобой разные интересы.
– Послушай, папа дал мне книгу для индийских детей, и в ней говорится, что, если сжечь все копии «Вед», их истины откроются по новой. Это можно понять, лишь говоря с позиций математики.
– Ха, – сказала Дарси, бросив взгляд на картину с Ганешей. Гирлянда наконец-то замигала. – Но это же просто числа, сестренка?
– Да, числа! – заявила Ниша с выражением непоколебимой уверенности на лице. – Вселенная – самая крутейшая математика! Вот в чем состоит моя вера, Патель.
Дарси не ответила, думая о Сагане и его парадоксе Анджелины Джоли. Может, и здесь заключено зерно истины: при желании ты можешь все уничтожить, и это будет открыто снова.
* * *Ради званого ужина Анника Патель полностью посвятила себя гуджаратскому празднику, расставив перед каждым местом за столом десяток тарелочек. Вдобавок к обычным окре[108] и нуту были поданы приправленные карри блюда из кокцинии и горькой китайской тыквы. Судя по обугленным краям роти и тому, как громко весь вечер ругался отец, лепешки и впрямь испекли дома.
Даже у Дарси, давно отказавшейся от семейного вегетарианства, текли слюнки из-за соблазнительных ароматов, поднимавшихся над столом. А когда появились новые тарелочки с гарнирами, ее кольнула боль из-за отсутствия Имоджен. Как было бы чудесно объяснить ей тонкости, помочь разрезать плавающие в йогурте клецки и отваренные на пару листья таро, наблюдать за тем, как она пробует вышибающее слезу чатни![109]
«Чтобы узнать семью, надо вкусить ее праздничные блюда», – подумала Дарси, решая, что в следующем году здесь обязательно будет Имоджен.
Она бросила взгляд на сидящую напротив тетю Лалану, которая приехала как раз перед обедом. Та в ответ выжидательно посмотрела на Дарси.
Прекрасно. Только намеков тети ей не хватало!
– Угощение потрясающее, миссис Патель, – произнесла Карла, и Саган кивнул.
По традиции, эта парочка всегда наведывалась к ним в гости на первый вечер Панча Ганапати, и оба выглядели повзрослевшими и умудренными после проведенного в колледже семестра. Карла обзавелась короткой и гладкой стрижкой, а Саган сменил очки на контактные линзы. Эти мелочи напомнили Дарси о том, что ее друзья растут так же быстро, как и она сама.
Когда Анника спросила о том, какие они выбрали предметы, Карла с энтузиазмом начала вещать о британской романистике восемнадцатого столетия.
