Вероника Иванова - Звенья одной цепи
Неспроста он завел эти речи, ох неспроста! Не хотелось бы ошибиться, но, похоже, рыжий намекает на то, что мой предшественник частенько выбирал именно третий способ борьбы с камнями на дороге.
– Вот ты теперь знаешь несколько ответов. Какой бы выбрал, если бы вопрос задали?
– Про камень?
– И про него тоже.
– Теперь даже и не знаю.
– Вот! – Он повернулся, чтобы хлестнуть замедлившую шаг лошадь вожжами по лоснящемуся крупу. – Чем дольше живешь и чем больше узнаешь, тем осторожнее становишься. Раздумывать начинаешь, прикидывать, то да се… А потом и вовсе пропадает охота шевелиться.
– Как и получилось с эрте Ловигом?
Натти не ответил, но, впрочем, ответа не требовалось. Значит, последние годы правления в Блаженном Доле все заботы перекладывались на плечи его жителей? А может, это и правильно? В конце концов, местное рыжее племя лучше знает, что ему нужно. Уж всяко лучше, к примеру, чем я.
– Зато здешние жители могли делать все что захотят.
Мой помощник улыбнулся, но улыбка получилась пугающе кривой.
– Захотят… Не все так просто, как кажется.
С этими словами он отвернулся, видимо больше не горя желанием вести беседы, зато оставил меня в покое. Наедине с немногочисленными мыслями. Даже с вопросами. Причем не имеющими ни малейшего отношения к теме туманной беседы.
Почему Киф уступил моему требованию? Золотозвенник мог бы просто сделать вид, что не слышит меня, и, пожалуй, рукоприкладство тут мало бы помогло. Одно дело припугнуть назойливого коротышку, совсем другое принудить к чему-либо вышестоящее начальство, такие вольности обычно не прощаются. Но почему он согласился? Ведь доводы против меня были много убедительнее моих. Напрашивается только один ответ: длинноносый чувствовал себя передо мной виноватым. За что? За лицедейство в мейенском поместье. За спешку своего приятеля, не позволившую сделать все по правилам. Смешно? Да. Скорее можно поверить в то, что у «багряных» нет чести и совести, чем в то, что их могут одолевать вполне человеческие чувства. Даже если мы прошли через одну и ту же беду, вышли из нее с разными последствиями и никакого соучастия тут быть не может. Почему же тогда все получилось? Какое значение имеют заботы Смотрителя Блаженного Дола для столичных Звеньев? Где они и где я! Во мне нет ничего драгоценного или хотя бы такого, что можно продать. И все же я увидел потакание моим слабостям. Вернее, одной. Но кто сказал, что она окажется единственной в жизни?..
Ньяна дышала все так же ровно, и я, убаюканный мерными движениями ее грудной клетки, сам мало-помалу задремал, едва ли не видя неразборчивые сны, пока коляска резко не остановилась. Наверняка Натти поступил так нарочно, чтобы разбудить меня. Мог ведь и за плечо тронуть, так нет, предпочел слегка нагадить. Как будто обиделся. Хоть бы объяснил, за что, а не дулся…
Я уже собирался сказать своему помощнику пару ласковых слов, но рядом с коляской раздался незнакомый мне доселе голос. Женский.
– Не слишком ли ты припозднился? Уже ко сну следует готовиться, а тут еще и гости…
– Быстрее ехать не могли. Да ты сейчас сама все увидишь.
Натти отдернул полог коляски, помогая мне вместе с моей ношей выбраться наружу и оказаться лицом к лицу с довольно молодой женщиной, одетой в просторное белое платье. Но гораздо сильнее мало уместного пока по весне цвета одежды меня удивило другое. Вокруг головы женщины был повязан того же целомудренного цвета шелковый шарф, оставляющий открытым только лицо, от бровей до подбородка. И, надо сказать, весьма красивое лицо.
Если лисичка Нери была просто мила, то черты этой женщины заставляли восхищенно приоткрыть рот, хотя невозможно было понять, чем же они так замечательны. Вроде вполне обычные, они словно светились изнутри спокойствием и всепонимающей добротой, вызывая в памяти сказки о добрых волшебницах, наделяющих своими подарками послушных детей и отзывчивых взрослых. А еще возникало острое ощущение, что сам ты, давно покинув ряды первых, на свою беду так и не попал к последним.
Возможно, во всем был виноват свет фонаря, обрывочный и дрожащий от ленивых вздохов теплого ветра. Или разыгравшееся воображение. Но все равно, глядя на женщину, кротко и заботливо улыбающуюся незнакомым и нежданным гостям, верилось, что она никогда и никому не причинит вреда. Нет, даже намного точнее и определеннее: не сделает больно.
– И кто же это у нас тут? – ласково спросила незнакомка, осторожно приподнимая край накидки, в которую была завернута Ньяна. – Ах ты ж бедненькая… Несите ее в дом, эрте. Я тотчас займусь малышкой.
В любых других обстоятельствах подобные обращения звучали бы издевательски или лицемерно, потому что по возрасту моя бывшая защитница и женщина в белом платье были не так уж и далеки друг от друга, здесь же казались более чем уместными. А когда незнакомка, не заботясь о сохранности посуды, сгребла всю утварь с кухонного стола на пол, помогла мне уложить на освободившееся место Ньяну и начала осматривать спящую, я понял, почему происходящее не вызывает у меня удивления.
– Вы лекарь?
Женщина, не прекращая осмотр, молча кивнула. Зато Натти не поленился вставить свое словечко в разговор:
– И лекарь тоже.
– С ней все будет хорошо?
Вместо ответа меня посредством ненадолго поднятой вверх ладони попросили подождать. Пришлось подчиниться и развеивать скуку наблюдением за быстрыми и сноровистыми руками лекарки, обмывшими от следов чистки погруженное в сон тело, а потом нанесшими новый слой мази, правда, в отличие от того снадобья, которым пользовалась бритоголовая, это почти сразу же впиталось в кожу, на глазах сглаживая припухлости и успевшие образоваться кровоподтеки. А мне почему-то вспомнился Гирм. Наверное, потому, что его зелья обладали не менее чудесным действием. В своем роде.
– Ну вот, я закончила, теперь можете спросить, – разрешила женщина.
– Назовете свое имя?
Она растерянно улыбнулась:
– А мне показалось, что вас больше волнует благополучие этой малышки.
– Я так понимаю, она в надежных руках?
Женщина ответила новой кроткой улыбкой, а Натти, все еще подпирающий входную дверь, подтвердил:
– Надежнее не бывает.
– Конечно, первым следовало бы представиться мне, но, думаю, вы и так знаете, кто я.
– Разумеется. Кто же не знает Смотрителя того края, в котором живет?
– Зато я пока еще знаю не всех своих… подопечных. Не успел узнать.
– Меня зовут Элса. Элса Квери.
– А родом вы?..
– Оттуда, где живу.
* * *Только утром, пробудившись от крепкого, без сновидений, сна, я сообразил, что именно в словах женщины заставило меня насторожиться. Уж больно тон, которым она ответила на невинный вопрос, напоминал объяснение Кифом правил составления собственного имени. Создавалось впечатление, что эти двое если и не знакомы друг с другом, то явно какое-то время находились в обществе одного и того же человека, а то и нескольких одинаково себя ведущих, поскольку не просто переняли странную манеру именования, а научились ее применять не задумываясь. Но где и каким образом могли пересечься пути настырного золотозвенника и кроткой жительницы Блаженного Дола?
