Макс Мах - Сумеречный клинок
— Вы имеете в виду оборотней?
— Я имею в виду древнюю кровь. Таких, как ты, девочка, осталось совсем немного. К сожалению, и Охн не поторопился поделиться со мной своей находкой.
— Охн?
— «Повелитель полуночи».
— Значит, король оборотней существует на самом деле?
— Он не король, — возразила женщина. — Он один из немногих, переживших свое время первородных. По-видимому, он нашел тебя случайно. Аль гораздо ближе к Северному Олфу, чем к Чеану. Но следует отдать ему должное, найдя, он не оставил тебя своей заботой. Он присматривал за тобой и даже в горах Подковы не оставил тебя в одиночестве. Но лучше бы он сообщил о тебе мне. Впрочем, он безумец, что с него возьмешь!
— Извините, — остановила собеседницу Тина, — но все эти разговоры об оборотнях мне порядком надоели. Правда в том, что я не могу оборачиваться.
— Еще бы! Ведь на тебе лежит «запрет».
«Запрет?» — кажется, об этом Тина ничего не знала.
— Запрет? — переспросила она вслух.
— Ты пыталась вспомнить, что было до того, как попала в дом Гилды? — вопросом на вопрос ответила таинственная собеседница. — Ты помнишь, кто тебя туда привел?
— Пыталась. — Скрывать было нечего, и Тина честно призналась в постигшей ее неудаче. — Пыталась, но не нашла зелья, снимающего «печать».
— Потому что это не «печать», это — «запрет», его зельем не отменишь.
— Значит, «запрет» закрывает мне дорогу в прошлое и он же не дает обернуться?
— Так и есть.
— Но раз есть запрет, то кто-то же его… — Тина запнулась, пытаясь подобрать подходящее слово, но просто не зная, что делают с этим «запретом», ставят, накладывают или еще что.
— Ты права, если есть «запрет», то есть и тот, кто его произнес. — Голос не изменился, он звучал все так же ровно, почти безучастно. — Это сделала я. Я произнесла «запрет», а теперь пришло время его отменить. Но дело, как ты понимаешь, не в технике, а в последствиях. Что случится, когда ты вернешься в мир? Возвращение не простой шаг, тем более для таких, как мы.
— Мне нечего ответить. — И это была чистая правда. — Я слишком мало знаю. Скорее даже не знаю ничего.
— Что ж… — После этих слов в комнате повисла тишина. Молчала женщина, обдумывая, по-видимому, свой следующий шаг. Молчала Тина, не находившая слов, но и не желавшая оставлять все «как есть». К добру или ко злу, но обратного хода не было.
— Что ж, — повторила женщина после долгой паузы. — Сделанного не воротишь, и случившегося не отменишь. Ты не можешь вернуться в Аль, но и стать графиней ди Рёйтер тебе не судьба. А раз так, пусть случится, что должно. Вспомни дверь, которая закрылась за тобой, когда ты вошла в дом Гилды… Помнишь? Видишь?
— Да! — Тина вспомнила и увидела внутренним взором ту проклятую дубовую дверь, что никак не желала открываться.
— Открой ее, девочка…
* * *— Открой ее, девочка! Не бойся!
Норна обернулась. Мать стояла совсем рядом, высокая, сильная, уверенная в себе.
— Ну же! — Рука с длинной узкой кистью возникла из-под плаща, подбитого мехом куницы, и легла Норне на плечо. — Ты не должна бояться, Норна! Ты никогда и ничего не должна бояться. Страх — удел слабых.
Мать умела быть убедительной. Норна снова посмотрела на дверь. Она знала, открыв дверь, она надолго, если не навсегда, отменяет свое прошлое — счастливые годы, проведенные в замке Кастель среди немногочисленных друзей, рядом с возникавшей из ниоткуда и исчезавшей в никуда матерью…
— Счастье не вечно, — словно прочтя ее мысли, сказала мать. — Служение, долг, честь — вот они пребудут с тобой всегда. Ты знаешь, что должна уйти, и знаешь почему.
Так все и обстояло. Спрятать человека, особенно несуществующего, очень сложно, если возможно вообще. Рано или поздно кто-нибудь мог узнать о девочке, живущей в старом княжеском замке. Еще хуже, если этот кто-то сумеет ее увидеть…
— Я понимаю! — Норна толкнула дверь и вошла в дом Тилды, чтобы остаться в нем на долгие годы…
* * *— Значит, вы моя мать… — Сейчас Тина вспомнила и этот замок, и его окрестности, вспомнила она и женщину, которую знала в то время как свою мать. Но ни лица, ни имени этой женщины она вспомнить не смогла.
— Наша встреча не слишком радостна, не так ли?
— Да, пожалуй, — кивнула Тина. — Я представляла это себе как-то иначе.
— Но в жизни оборотня, девочка, нет места иллюзиям. В жизни есть только то, что есть.
— Как мое настоящее имя? Я вспомнила два: Мета и Норна. Меня зовут Норной?
— Не спеши, — предложила женщина. — Во всем этом следует разобраться. Наша с тобой история слишком запутана, чтобы распутать ее одним словом. Впрочем, узел можно разрубить. Ты этого хочешь?
«Разрубить означает так и не узнать всей правды…»
— Значит, и своего лица вы мне не покажете…
— Пока нет, но когда ты выйдешь из этой комнаты, ты будешь знать.
— Что ж, я подожду.
— Вот и славно. Хочешь присесть? Приказать принести вина?
— Прикажите! — Тина отошла к стене, взяла один из покрытых темным лаком стульев с высокой спинкой и перенесла его туда, где стояла прежде. Стул был большим и тяжелым, но при ее росте и силе рук, способных держать боевое оружие, это были сущие пустяки.
— Ты сильна… и красива. — Женщина дернула витой шнур, уходящий куда-то за спинку ее кресла. — Сейчас принесут вино, я сделала распоряжения еще до того, как ты вошла в эти покои. Садись!
— Благодарю вас, сударыня! — Назвать эту женщину «мамой» или «матушкой» не получалось даже мысленно.
— Как давно умерла Гилда?
— Полагаю, это случилось лет десять-одиннадцать назад. Точнее не скажу, потому что даже сейчас не помню, сколько времени бродяжничала до того, как попала в приют.
— Значит, формально тебе должно быть семнадцать-восемнадцать лет.
— А сколько на самом деле?
— Подожди еще чуть-чуть.
В это время открылась маленькая дверца в стене напротив окна, и в помещение вошли двое слуг. Один из них принес Тине столик, другой — поднос с угощением: хрустальный графин с каким-то светло-коричневым напитком, серебряный стаканчик и несколько серебряных же вазочек с засахаренными фруктами, крошечными пирожками и орехами, сваренными в меду.
— Ты была не слишком хороша собой, не так ли? — спросила женщина, когда слуги оставили их одних.
— Вы правы, сударыня. — Тина вынула из графина пробку и сразу же поняла, что за «вино» ей принесли. — Я была некрасивой девушкой. Печальная судьба. — Она налила себе винка и поднесла стаканчик к губам.
