Мост через огненную реку - Прудникова Елена Анатольевна
Сана смотрела на звезды и думала, думала… Наконец, отбросив фамильным жестом упавшую на лоб прядь, спустилась с крыльца. Решение принято, а значит, и тянуть незачем.
Во дворе Сана разбудила спавшего в телеге купца. Еще накануне она заметила, что у того за телегой привязаны две верховые лошади.
– Я хочу купить у вас лошадь, – сказала девушка, как следует встряхнув сонного торговца. – Сколько?
– Она не продается, леди… – проворчал тот и снова полез под одеяло.
– Я не спрашиваю, продается ли она, – нетерпеливо сказала Сана. – Я спрашиваю: сколько?
…Велев оседлать лошадь, Александра вернулась в дом, прошла в свою комнату, взяла лист бумаги и написала всего одно слово: «Прощай!» Затем, прихватив плащ и кошелек, бросила их на перила и прошла к отцу. Герцог еще не спал, лежа в постели, читал какие-то бумаги при свете свечи.
– Ты ложишься спать? – улыбнулся он дочери.
– Да, – Сана склонилась и поцеловала его. – Спокойной ночи, отец!
– Спокойной ночи…
«Бедный… – шептала Сана, спускаясь по лестнице. – Бедный мой…»
Перед дверью она остановилась. Вытерла глаза, умылась водой из кадушки и, уже спокойная, вышла во двор. Купец держал под уздцы оседланную лошадь. Сана вскочила в седло, выехала за ворота и, не оглядываясь, помчалась галопом по дороге, ведущей в Трогартейн.
…Рене очень хорошо относился к Гроверу, однако на свой счет не строил никаких иллюзий. Ну чем он мог быть полезен в катавасии, охватившей столицу? Шантье искренне недоумевал, зачем он понадобился коменданту. И почему встреча назначена не в комендатуре, а в Тейне? Чем больше думал Рене, тем неуютней ему становилось. Маркиз не ждал дурного, но все же сердце его сжималось. Не слишком-то приятное место, да…
Его уже ждали: Гровер, какой-то незнакомый полковник и капитан в мундире стражи, но без оружия.
Знакомьтесь, маркиз, – Гровер был как-то странно натянут. – Это полковник Бантри, комендант замка, а это капитан Арно, следователь.
Шантье, бледнея, опустился на стул.
– Не волнуйтесь, пожалуйста, – заторопился Гровер, – вам же нельзя… Ну что с вами делать… Тони мне голову оторвет!
– Маркиз, не беспокойтесь, речь пойдет не о вас, – встрял в разговор полковник. – Мы всего лишь хотели попросить вас об одной услуге, как друга лорда Бейсингема. Дело в том, что мы оказались в весьма неприятном положении…
Шантье слушал полковника, не вытирая слез.
«Бедная, – шептал он. – Как же так… разве так можно…»
…Сану арестовали, едва она назвала себя в городских воротах. Все время: пока ее вели по улицам под конвоем, пока обыскивали, и потом, когда за ней захлопнулась дверь камеры – все это время она готовила себя к тому, что ей предстоит. Допросы, грубость следователей, наверное, пытки. Следователь был вежлив, но она не обманывалась: это временно. Все же Сана попыталась защитить своих подопечных, объяснить, насколько благородные цели были у их церкви. Однако щеголеватый капитан лишь поморщился.
– Леди, – сказал он, – это вы будете рассказывать не мне, а следователям Священного Трибунала. Пусть они разбираются, где там благородство, а где нет. Меня интересует другое. Что вы знаете об исчезновении и убийстве следующих людей…
Капитан читал список. Некоторые имена она знала, некоторые – нет. А дальше начался бред. Следователь утверждал, что названные им люди порвали с их церковью и были за это убиты.
– Виконт д'Арбье. Обнаружен мертвым в собственном доме. Дом подожжен, но был вовремя потушен. Виконт найден задохнувшимся в дыму, привязанным к кровати, на теле – следы жестоких пыток. Купеческий сын Ринальдо Эккьо. Пропал бесследно в мае прошлого года. В то же время в лесу близ Трогартейна найден обугленный труп неизвестного. Ювелир Леонардо Думитру…
И так далее, и так далее…
– Вы признаете, что эти люди были членами вашей секты?
– Я не знаю всех членов церкви поименно, – сухо ответила Сана. – Некоторые – да, были. Но эти люди покинули нас, и их дальнейшая судьба мне неизвестна.
– Значит, вы отрицаете, что они были убиты членами вашей секты за то, что порвали с вами?
– Отрицаю. Это противоречит нашим принципам. К нам приходят добровольно, и мы никого не держим насильно.
– Хорошо, леди. Допустим… Тогда следующий вопрос: что вы знаете о пожаре Трогартейна?
– Ничего… – недоумевала Сана. – То же, что и все… Следователь бился с ней два дня и ничего не добился. Наконец, на третий день, он предложил:
– Хорошо, леди. Вы утверждаете, что вы глава вашей… церкви. Значит, ее члены должны вас слушаться…
– Разумеется… – удивленно ответила Сана.
– Давайте договоримся так. Мы будем приводить их сюда, по одному. Я стану задавать вопросы или, если хотите, задавайте их вы. И прикажите им отвечать правду. Не признаваться. Не возводить на себя поклепы. Только говорить правду, и ничего более…
…Поздно вечером Сана, шатаясь, вошла в свою камеру. По пути она думала об одном: удастся ли разорвать нижнюю юбку и скрутить веревку. Правда, ее не к чему привязать. Но говорят, что можно удавиться и так. Шесть человек из четырнадцати, опрошенных в этот день, по ее приказу рассказали то, чего хотел следователь. Четверо признались в убийстве отступников, а двое… даже вспоминая об этом, Сана охнула и закрыла лицо руками. Двое рассказали, как по приказу рыцарей третьего круга они подожгли смоляной двор в ту страшную ночь. И назвали других поджигателей. Те, что отдавали приказы, были сейчас в Аркенайне. Сана не спрашивала, знал ли об этом отец. Она понимала, что не знать он не мог.
Жить после такого было нельзя, но и умереть не удалось. Сана не сумела ни удавиться, ни разбить голову о стену. Она лежала на жесткой постели, глядя в темноту, и думала, думала… Значит, вот как использовали ее козликов мейерские братья! Вот зачем рыцари третьего круга приходили на мистерии, на встречи – они искали исполнителей своих преступных планов. И вот почему бежал отец – не из страха перед Священным Трибуналом, не из-за отлучения, которое так легко отменить формальным покаянием. Он боялся не церковного, а королевского суда! И он бросил безответных исполнителей отвечать за свои преступления. Те, из Аркенайна, тоже не вернутся, отец наверняка их предупредил. Ну что ж, значит, у этих несчастных остается только она, Сана Монтазьен. И она будет драться за них – на следствии, на суде, на костре, если надо!
Не в силах лежать, Александра села на постели, выпрямилась так, словно бы уже стояла перед судьями. «Будь верен, даже если весь мир предаст», – вспомнила она старинный девиз и не сразу сообразила, что это девиз Бейсингемов. Раз Тони предал, она заступит его место. Тони… Закрыв глаза, Сана снова вспомнила Бейсингема и не стала отгонять этих мыслей. В конце концов, почему бы приговоренному к смерти и не помечтать немного о том, чего уже никогда не будет?
– …Понимаете, Рене, – говорил Гровер, – эта девочка на самом деле ни в чем не замешана. Она не имеет отношения ни к пожару, ни к убийствам, даже в их мистериях ни разу не участвовала. Наши повивальные бабки осмотрели ее – она девица, это в двадцать-то лет и при современных нравах. Освободить ее мы не можем, а предъявить ей нечего, кроме формального руководства сектой. Вот ведь нашел этот дурак Монтазьен игрушку для дочери!
– А Священному Трибуналу тоже нечего ей предъявить? – спросил Рене.
Полковник хмыкнул и уставился в окно. Гровер усмехнулся.
– Со следователем Священного Трибунала она беседовала сегодня. Капитан Арно выслушал половину лекции о благородных целях их церкви, а на долю монаха пришлось все. Там ведь сидят не дураки. Аристократка, дочь герцога – здесь не избежать открытого процесса. А теперь представьте себе, если такое чудо, ни в чем не замешанное, с вдохновенным лицом и горящими глазами рассказывает на суде о благородстве целей их церкви, которую какие-то мерзавцы использовали для своих темных дел. Как вы думаете, сколько после этого там появится новых членов? Нет, как только монахи узнали, что леди Александра не участвовала в их служениях, они от нее руками и ногами… мол, вы арестовали, вы и возитесь. А нам она тоже не нужна, по тем же причинам, да и просто – жалко ее. Как можно в двадцать лет быть такой наивной? По чистосердечию ее можно сравнить разве что с женихом.